В 1953 году Эсте перешла в наступление: выпустила первые духи и назвала их «Youth Dew», прекрасно зная, что один из лучших кремов мадам Рубинштейн называется «Skin Dew»… Мадам поняла, что перед ней серьезная противница. Парфюмерия — мощная, быстро развивающаяся индустрия; можно обожать духи или их ненавидеть, но никто никогда не бывает к ним равнодушен.
Арден называла Эсте «девкой из подворотни» и считала ее ужасающе вульгарной. Елена тоже питала к ней острую неприязнь. Но так или иначе, с Лаудер приходилось считаться, ведь она поднялась до их уровня.
Чтобы победить наверняка, Елена обратилась за помощью к «отцу рекламы» Дэвиду Огилви — англичанину, открывшему в 1948 году в Нью-Йорке рекламное агентство на Мэдисон-авеню. Именно он изобрел множество приемов, что и поныне используются в рекламе, открыл немало ее законов и вскоре стал непререкаемым авторитетом, диктатором рекламных агентств и средств массовой информации. Огненно-рыжий, с пронзительным взглядом синих глаз, он обладал безупречными аристократическими манерами, но говорил довольно напыщенно. Носил он твидовые костюмы и неизменный галстук-бабочку.
Ежедневно ровно в пять часов вечера горничная приносила чай к нему в кабинет. Он курил без конца: трубку, сигареты, дорогие сигары. Умел очаровывать, соблазнять, подавлять интеллектом. Ездил на «роллс-ройсе» с личным шофером. Перед его обаянием не могли устоять ни женщины, ни мужчины, будто он был кинозвездой. Непредсказуемый, эксцентричный, он действительно постоянно играл, превращая работу в непрерывное шоу.
Елена Рубинштейн обратилась к нему одной из первых.
— Потрясающая женщина, я восхищаюсь ею беспредельно! — провозгласил он, властно отметая антисемитизм, очень распространенный в рекламной среде к его величайшему возмущению.
Два гениальных постановщика, одержимых поисками верного сценического образа, встретившись, не могли не проникнуться взаимным уважением. Мадам попросила Огилви помочь Хоресу и Саре Фокс, занимавшимся рекламой фирмы. Сам того не желая, Дэвид мгновенно проник в хитросплетение сложных внутрисемейных интриг. Он и не предполагал, что мать и сын избрали его арбитром для разрешения давнего конфликта. Несчастный Хорес! Никто из окружения Елены не страдал так от ее бешеного нрава. Его положение в фирме оставалось наиболее шатким.
Он всецело зависел от материнской воли. Мать то поручала ему ответственные задания, назначала на высокий пост, давала неограниченные полномочия, то мигом всего лишала. Она требовала мнения сына, а потом показывала другим менеджерам его проекты и ни один из них не осуществляла. Или позволяла их воплотить тайком от него, пристально приглядывая за всем и тормозя процесс, передавала дело в чужие руки, и в конечном счете все лавры доставались не ему. Самые блестящие идеи сына считала неразумными и нелепыми, не доверяла ему ни в чем. Ей казалось, что Хорес — чудаковатый мечтатель, оторванный от жизни.
Ему уже перевалило за сорок, тонким умом и мощной интуицией он пошел в Елену, но по-прежнему ощущал себя подростком из-за отсутствия какой-либо стабильности и невозможности управлять собственной жизнью. Мадам, импульсивная и властная, подавляла младшего сына с младенчества. Хорес был уверен, что мать никогда не понимала его.
Она относилась к нему как к собственности, требовала абсолютного повиновения, а сама была с ним капризной, непредсказуемой, жестокой — никому так от нее не доставалось. Его имя она произносила с величайшей иронией, хотя не без тайной нежности. Не стеснялась повторять повсюду, что младший сын у нее «гениальный псих», начисто лишенный деловой хватки. Хорес в ответ публично жаловался на то, что мать дорожит лишь теми, кто ее обирает. По правде сказать, он и сам частенько выманивал у нее деньги с непревзойденным мастерством. Мадам надеялась, что сын изменится, образумится, но все воспитательные беседы неизбежно перерастали в скандал.
Когда Хорес занялся психоанализом, гнев Елены был неописуем. Она отослала его психоаналитику все панические письма сына, что он присылал ей на адрес фирмы. Справедливости ради заметим, Хорес действительно то и дело попадал в чудовищные ситуации. К примеру, в начале пятидесятых он связался с чернокожей танцовщицей, а та оказалась подружкой гангстера. Бандит начал его шантажировать. Тогда Хорес организовал похищение преступной пары и какое-то время держал обоих в заложниках. Его арестовали, и несколько дней он провел в тюрьме. История наделала в Нью-Йорке много шума. Елена рвала и метала.
— Только мой умница сын мог додуматься до такого! Похитить гангстера — дикий бред!
Зато Арчил был действительно умницей и единственный из всех умел успокоить разбушевавшуюся Елену. Он всегда сохранял хладнокровие, его не удавалось застать врасплох. Со вкусом и размахом проматывал ее денежки, часто наведывался в Голливуд, где знакомых у него было еще больше, чем в Нью-Йорке, охотно сопровождал Мадам во время путешествий по Европе и Латинской Америке.