– Явился как трус и бежал как трус, – подытожил Парис, обращаясь к толпе. – Вот он, главный предводитель вражеской армии, во всей красе!
Толпа, довольная, дико захохотала.
Когда мы вернулись к себе во дворец и остались одни, я заплакала. Мои братья, мои любимые братья мертвы… Почему? Отчего? Погибли бок о бок, в бою? Или умерли порознь, от болезни?
– Может, это неправда, – сказал Парис, без объяснений поняв, почему я плачу. – Агамемнон лжец, мы это знаем. Он сказал это, чтобы причинить тебе боль.
– Но ведь про матушку – правда.
– Он мог смешать правду с ложью. Ведь он даже собственную дочь заманил на смерть ложью о свадьбе с Ахиллом.
– А про Гермиону он сказал правду? Будто ее отправили в Микены. Или солгал?
– Твоя сестра любит ее, и, может, для нее лучше находиться рядом с женщиной, которая не будет хулить тебя, – ответил Парис. – Елена, ты дорого заплатила за свой отъезд со мной. Скажи, ты изменила бы свое решение, если б знала то, что знаешь сейчас?
Он привлек меня к себе легко, словно перышко. Я и чувствовала себя беспомощной, как перышко.
– Нет. Если бы я сейчас снова оказалась в Спарте той лунной ночью во внутреннем дворе дворца, когда Эней пошел запрягать колесницу, то я бы не сказала: «Поезжайте без меня. Я остаюсь». Нет. Я бы сказала еще решительнее: «Скорее же едем, скорее!»
– Наша дорога была трудной и опасной с самого начала. Как оказалось, за нами сразу пустились в погоню.
– На Кранах мне показалось, будто мы в безопасности.
Сейчас эти воспоминания грели душу. Но к ним сразу примешался холодок – словно Трою окутывал коварный туман.
– Мы и сейчас в безопасности, – успокоил меня Парис.
Я не сказала ему, что Гектор считает иначе. Не смогла.
Ночью я не могла уснуть: все время представляла себе Кастора с Полидевком. Я потихоньку встала с кровати. Лежа рядом с крепко спящим человеком, чувствуешь особо остро, что сон тебя покинул.
Я бродила по залам и оказалась рядом со своим праздно стоявшим ткацким станком. И тут вдруг я поняла, что именно хочу выткать на нем. Я покажу обе стороны моей жизни, соединю их, включив в одну картину. До этой встречи с Агамемноном я думала, что простилась со своим прошлым и оно больше не является частью моей жизни. Но тут я осознала, что навсегда останусь Еленой Спартанской. Она никуда не исчезла. Она существует наряду с Еленой Троянской. И только приняв ее и предоставив ей убежище в своем настоящем, я могу спасти ее.
Я увлеченно рисовала в своем воображении будущую картину. По окоему я вытку серо-голубой нитью Еврот, затем последует более яркая голубая полоса – это море, которое отделяет Спарту от Трои, а в центре поднимется белая крепость Трои. Вверху будут реять Персефона и Афродита, две богини, которые ведут меня по жизненному пути.
Только бы не забыть. Нужно запечатлеть свой замысел, утром он может растаять, как сон, а сейчас так отчетливо стоит перед глазами. Я размяла в руках кусочек цветной глины и в слабом свете масляной лампы сделала набросок картины, которая, когда будет выткана, соединит в единое целое два осколка Елены.
Я проснулась от прикосновения солнечного луча и ласковой руки. Наступило утро, Парис стоял возле меня.
– Я с тобой, – только и сказал он, не прибавив: «Выбрось дурные мысли из головы» или «Не грусти».
Он слишком хорошо знал меня и понимал, что это невозможно.
XLVII
В течение нескольких дней все было спокойно. Греки удалились за линию кораблей. Как сообщали наши шпионы, они там сооружали защитную стену. Пока врагов не было видно, хотелось предаться иллюзии, будто их и вовсе нет. Но время иллюзий миновало.
Приам собирал совет за советом, на которых всем дозволялось говорить без ограничений. Один или два голоса задали вопрос: что еще может быть известно грекам? Откуда они узнали об отправке отряда в Дарданию? Откуда они узнали о слабом месте нашей обороны – западной стене? Должно быть, в крепости имеются шпионы.
Приам немедленно отправил рабочих, чтобы укрепить западную стену. Из-за собственной небрежности мы подверглись огромной опасности.
Все согласились, что горячий песок оказался весьма действенным оружием, а лучники справились со своей задачей. Геланор доложил, что его работы над бомбами из насекомых успешно продвигаются. Скоро он сможет обрушить на врага свои шары из глины и соломы, начиненные пчелами, осами, скорпионами и ядовитыми муравьями.
Во время боя к стене удалось пробиться только Ахиллу, который своим появлением поверг всех в ужас. Особенно поражала скорость его передвижения: он словно летел над землей, не касаясь ее ногами. Гектор справедливо заметил, что невиданное люди часто принимают за сверхъестественное. После того как невиданное станет известным, оно уже не так поражает. Ахилл быстро бегает. Мы знаем это. В следующий раз это нас не испугает.