Парис снял свой широкий браслет и добавил к собранному урожаю. Я подумала: может, сходить за брошью Менелая? В таком ее применении была бы ирония.
– Для них это забава, – тихо сказал мне Гектор. – Они не понимают, что все всерьез. Пока не понимают. В отличие от нас с тобой. Ты согласна, Елена?
Я подвинулась так, чтобы его никто не услышал. Парис горячо спорил с Геленом и не обращал ни на что внимания.
– Я не вполне поняла тебя, – прошептала я Гектору в ответ.
– Ты знаешь людей, которые прибыли сюда, и на что они способны. С одним из них я столкнулся лицом к лицу – я имею в виду Ахилла. Теперь будущее внушает мне страх.
– Трою может спасти только твое мужество, – ответила я, и мои слова прозвучали как детский лепет.
– Ты разочаровываешь меня. Не говоришь заученных бодрых слов. Ты знаешь правду. – Гектор грустно посмотрел на возбужденную толпу. – Что ж, пусть они порадуются в последний раз. Очень скоро наступят другие времена.
Лаодика со счастливым лицом смотрела на Геликаона: наконец-то ее жизнь определилась. Есть женщины, которые не успокоятся, пока не выйдут замуж, а есть женщины, которые не успокоятся, пока не получат свободу. Геликаон, похоже, не понимал, что явился лишь средством избавить Лаодику от беспокойства, и стоял, широко улыбаясь и покачиваясь от выпитого вина.
Мимо прошел Деифоб под руку со старым советником Клитием. Оба посмотрели на меня одинаково похотливым взглядом, только у одного глаза были окружены сетью морщин, а у другого нет. Деифоб всегда вызывал у меня трепет.
Корзины кренились под тяжестью сокровищ. Цветочные гирлянды увяли, поток вина иссяк. Праздник близился к естественному завершению. Гости начинали расходиться, когда снаружи донесся сильный шум. Огромная толпа собралась у портика, люди размахивали руками и кричали, что кто-то пришел с посланием для Елены.
– Тогда пусть отдаст его, – сказал Приам, стоя в портике.
– Он под стенами города и зовет Елену, царицу Спарты.
– Скажите ему, чтобы оставил послание и убирался, – приказал Приам. – В день обручения дочери я не собираюсь…
– Он говорит, что будет говорить только с Еленой. Если она не выйдет на стену, завтра он обрушит на город дождь огненных стрел.
– Тогда убейте его!
– Это невозможно, он укрывается за огромным щитом высотой с башню.
Аякс! – догадалась я.
Аякс пришел под стены Трои говорить со мной. Но Аякс был не тот человек, который владеет даром слова или мысли.
– Хорошо, я пойду, – сказала я.
Я не хотела, чтобы праздник Лаодики был испорчен, пусть в самом конце.
– Но не одна, – прибавил Парис и зашагал рядом со мной.
Мы подошли к стене у ворот. В поле виднелся щит Аякса, который напоминал небольшую крепость. Я встала на широкий край стены и крикнула:
– Елена, царевна Троянская, здесь! Говори!
– Я буду говорить только с Еленой, царицей Спартанской! – раздался из-за щита до боли знакомый голос.
– Тогда ты пришел напрасно, здесь нет такой.
– Я думаю, она здесь и сейчас говорит со мной!
Из-за щита показался Агамемнон. Его приземистая грубая фигура, его надменно вздернутая голова. Как я надеялась больше никогда их не увидеть! Время оказалось бессильно перед моим отвращением к этому человеку. Он зловеще рассмеялся.
– Спартанской царицы больше не существует, – повторила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
Вдоль стены выстроилось множество троянцев, которые слушали наш разговор, но Агамемнон был в поле один.
– Ты права, она наложила на себя руки от стыда за тебя.
Я уже знала это, он ничего не мог прибавить к моему горю. Я не ответила.
– И нынешняя царица Спарты тоже убивает себя! – прокричал он.
Я опять не ответила, только стояла не шевелясь, словно надеясь неподвижностью ввести его в заблуждение.
– Думаешь, твои братья прибыли со мной? Надеешься, они спасут тебя от мести Менелая? Нет, моя госпожа. Твои братья далеко. Они лежат в земле Спарты.
Я пошатнулась, словно раненая. Парис подхватил меня.
– Твоя мать в могиле, твои братья в могиле, твою дочь увезли в Микены. Твой муж ненавидит тебя и намерен убить. Подумай о том, что ты сделала ради этого человечка, который стоит рядом!
Я ничего не ответила ему. Вместо этого я обратилась к лучникам на башне:
– Убейте его, если сможете! Только трус прячется за чужим щитом, который принадлежит более высокому воину, и лает, как собака!
При этих словах Агамемнон опять что-то прокричал и спрятал голову за щитом, вызвав дружный смех троянцев.
– Смотрите, как он трясется от страха! – воскликнул Парис.
Он взял лук у одного из лучников, быстро натянул тетиву и выпустил стрелу. Аякс пригнулся.
Парис выстрелил второй раз, но стрела, покачиваясь, застряла в толстой бычьей шкуре, из которой был сделан щит.
В этот момент подлетела колесница, управляемая разъяренным всадником, и Агамемнон вскочил в нее, сзади прикрываясь щитом. Колесница помчалась прочь, взметая облака пыли из-под колес. Щит закрывал Агамемнона, словно стена. Парис прицелился как можно выше в надежде, что стрела достанет Агамемнона сверху, но тот был уже далеко.