Елена Троянская

Я тоже закричала и бросилась вслед за ними.

LXXI

Между тем на площади разыгралась чудовищная пародия на празднество, которое состоялось здесь накануне. Вместо песен – стоны, вместо вина – кровь, вместо танцев – тщетные попытки увернуться от смерти.

Стражники доблестно защищали дворец Приама от горожан, которые напирали со всех сторон, пытаясь прорваться в двери, словно старый царь мог защитить их. Греки без устали орудовали копьями и мечами. Несколько стражников забрались на крышу и оттуда сбрасывали на врагов черепицу, кое в кого она попадала, но большинство греков смеялись над этими снарядами.

Сзади, со стороны храма, послышались крики: там троянцы напали на греков. Те попытались забраться обратно в брюхо коня, но, пока они карабкались по веревке, троянцы успевали заколоть их. Греки тяжело падали на землю.

Грекам удалось проложить дорогу ко входу во дворец и разделаться с охраной. Они навалились на дверь, но она устояла. Тогда один солдат выступил вперед и крикнул:

– Стойте! – Его голос, который, похоже, совсем недавно приобрел мужской тембр, по-юношески сорвался. – Сейчас я открою эту дверь!

Он поднял руку, и солдаты остановились, глядя на него.

Я удивилась, что в этом хаосе кого-то не только слышат, но и слушаются. Это был высокий воин, стройный и, по моему впечатлению, совсем юный. Шлем скрывал его лицо, но руки и ноги были длинные, почти как у подростка. В руке он держал огромный щит, украшенный с необычайным искусством, который показался мне знакомым. Такой драгоценный щит может взять в бой только уверенный в своих силах воин, который знает, что это произведение искусства не достанется врагу в качестве трофея.

Ахилл. Это же щит Ахилла. Я догадалась, кто этот воин: Неоптолем, сын Ахилла. Значит, и последнее пророчество сбылось.

Сколько же ему лет? Пятнадцать, не больше.

Неоптолем выхватил у одного из солдат факел и метнул его на крышу дворца, задев нескольких стражников, которым пришлось отступить в глубь крыши.

– А теперь дружно! – приказал он солдатам.

Они послушно навалились все вместе на дверь, она заскрипела и повисла на петлях.

– А теперь посторонитесь-ка! – Неоптолем прыгнул и сорвал дверь с петель. – Готово! Говорил вам – я открою эту дверь! – крикнул он, хотя основную работу проделали другие. – Значит, и войти я должен первым! – заявил он.

Его верная свита отстранила других греков, чтобы они не могли войти вместе с Неоптолемом. Его волновало только одно: чтобы никакой другой воин не украл его славу. Обезумевшие троянцы, и я в их числе, устремились вслед за ним.

Первое, что меня поразило после уличного хаоса, – тишина и покой внутреннего двора. Деревья и цветы росли ровными рядами, утверждая красоту и порядок. Двери в чертоги детей Приама были закрыты, нетронуты, медные украшения блестели, отражая факелы тех, кто пришел их сломать.

Я обогнала толпу, почти поравнялась с Неоптолемом. Чтобы он не заметил меня, я замедлила шаг и старалась держаться в тени.

В дальнем конце двора возле алтаря трехглазого Зевса я увидела группу людей. Притаившись за деревом, я стала сквозь ветви всматриваться в лица. Позади послышался топот толпы.

Вот Гекуба возле алтаря, она обнимает дочерей, которые стоят по обе стороны от нее. Там и Поликсена, и Илона, и Лаодика. Черные глаза Гекубы напряженно всматриваются в темноту двора.

Неоптолем подскочил к ним, сорвал с головы шлем и стал разглядывать их.

– Ты, должно быть, Гекуба, – сказал он. – А ты кто такая?

Быстрым, как у ящерицы, движением он выхватил меч и приставил его к горлу Поликсены.

– Поликсена, – вскрикнула она.

– Помнится, ты понравилась моему отцу. Скоро ты с ним встретишься, ему на радость. – Его высокий юношеский голос наводил ужас своей небрежностью, полным презрением к чужой жизни. – А вы кто?

Все по очереди назвали свои имена.

В этот момент появился Приам в полном боевом облачении, с оружием: он замешкался, надевая доспехи.

– Старик! Ты, наверное, царь Приам? – Неоптолем был явно доволен. – Хочешь сразиться со мной? Смешно. Неужели ты думаешь меня одолеть?

– Ты жестокий и глупый ребенок, – ответил Приам. – Несчастная тень своего отца. Я встречался с ним, мы вели мужской разговор. Он бы пощадил детей, стариков и женщин. Его голос звучит в твоем сердце – прислушайся к нему. Будь достоин его.

– Мой отец! – Неоптолем расхохотался. – У моего отца было одно правило – побеждать, поражать врага, покрывая себя славой.

– Нет славы в том, чтобы поразить врага, который слаб и немощен, – посмотрел ему в глаза Приам.

– Враг есть враг. Ядовитые змеи часто бывают маленькими и кажутся безобидными.

– Люди – не змеи.

– Конечно, не змеи. Люди хуже. Змеи убивают только по необходимости, когда вынуждены защищаться, а люди?

Приам высоко поднял голову, распрямился в полный рост, и я узнала прежнего Приама.

– Так обрати свой взор на себя. Разве ты не ставишь меня перед необходимостью защищаться? Пощади мою семью, жену и детей.

– Помолитесь своим богам на прощание! – снова рассмеялся Неоптолем.

Тут один из сыновей Приама выскочил вперед с криком:

– Умри, подлый грек!