Люблю на жаворонка взлет В лучах полуденных глядеть: Все ввысь и ввысь – и вдруг падет, Не в силах свой восторг стерпеть. Ах, как завидую ему, Когда гляжу под облака! Как тесно сердцу моему, Как эта грудь ему узка! Любовь меня к себе зовет, Но за мечтами не поспеть. Я не познал любви щедрот, Познать и не придется впредь. У Донны навсегда в дому Весь мир, все думы чудака, — Ему ж остались самому Лишь боль желаний да тоска. Я сам виновен, сумасброд, Что мне скорбей не одолеть, — В глаза ей заглянул, и вот Не мог я не оторопеть; Таит в себе и свет и тьму И тянет вглубь игра зрачка! Нарцисса гибель я пойму: Манит зеркальная река. Прекрасных донн неверный род С тех пор не буду больше петь: Я чтил их, но, наоборот, Теперь всех донн готов презреть. И я открою, почему: Их воспевал я, лишь пока Обманут не был той, к кому Моя любовь так велика. Коварных не хочу тенёт, Довольно Донну лицезреть, Терпеть томленья тяжкий гнет, Безжалостных запретов плеть. Ужели – в толк я не возьму — Разлука будет ей легка? А каково теперь тому, Кто был отвергнут свысока! Надежда больше не блеснет, — Да, впрочем, и о чем жалеть! Ведь Донна холодна, как лед, — Не может сердце мне согреть. Зачем узнал ее? К чему? Одно скажу наверняка: Теперь легко и смерть приму, Коль так судьба моя тяжка! Для Донны, знаю, все не в счет, Сколь к ней любовью ни гореть. Что ж, значит, время настает В груди мне чувства запереть! Холодность Донны перейму — Лишь поклонюсь я ей слегка. Пожитки уложу в суму — И в путь! Дорога далека. Понять Тристану одному, Сколь та дорога далека. Конец любви, мечте – всему! Прощай, певучая строка!Так или иначе, по иным свидетельствам, Бернарт вовсе не был так щепетилен в делах амурных и в другом случае вполне согласился «делить даму с другим», буквально – «иметь в ней половину». Более того, другая версия «Жизнеописаний трубадуров» передает еще одну его неприглядную черту – что, оставив Элеонору, он натурализовался при дворе ее смертельного врага, Раймунда Тулузского. Но довольно о нем.
Есть еще один занимательный рассказ, относящийся к периоду развода Элеоноры с Людовиком – вряд ли достоверный, который приводит Э. Флори в своей работе, посвященной королеве: «В своей рифмованной хронике, появившейся на свет до 1243 г., Филипп Мускет повествует о том, как Алиенора, уязвленная тем, что ее брак был расторгнут, созвала своих баронов в Сен-Жан-д’Анжели и, сбросив одежды, спросила их: “Разве тело мое не приятно на вид? А между тем король говорит, что я чертовка”; бароны же уверили ее в том, что она быстро найдет себе другого “сеньора”».