Элеонора Августа

– Рожать будешь уже в своем поместье.

– Спасибо вам, братец, – легкомысленно отвечала красавица, снова поворачиваясь к зеркалу. И продолжала говорить, разглядывая свое отражение: – Но рожать я думаю в своих покоях при дворе. Герцога надолго оставлять нельзя, вокруг много хищных жаб, которые мое место занять попытаются.

Он была так хороша, что Волкову не хотелось отходить от нее, хотелось дышать ее запахами. Не хотелось отводить взгляда, но генерал все-таки стал искать глазами маленькую кровать, а не найдя, спросил:

– Ты моего племянника не взяла с собой, что ли?

– К чему ему дорога, он с кормилицей и с двумя няньками остался. Жив он и здоров. Слава Богу, молюсь за него каждый день. – А сама на Волкова через зеркало смотрит и румяна открывает.

А кавалер слушал ее и снова стал живот ее трогать, отойти от нее не мог, а потом и на грудь перешел, грудь у графини тяжелая, а Брунхильда, кажется, и не против, чтобы он ее трогал. И тут до генерала мысль дошла, как булавкой кольнула, и он спросил у нее ошарашенно:

– Ты что, дрянь, никак зельем Агнес намазалась?

И графиня засмеялась.

– Ах ты, шалава! – Он схватил ее за волосы, повернул к себе и заглянул в глаза.

А Брунхильда глядела на него своими прекрасными глазами и продолжала смеяться, весело ей, распутной, и признается еще нагло:

– Да вот… решила попробовать на вас. Видно, и на вас, братец, Агнескино зелье работает.

Шея у нее белая, ее зубами искусать хочется, а с плеч ее прекрасных свалилась ткань прозрачная, и губы ее были рядом – вот они, целуйте, кавалер, сколько хочется. Он и поцеловал, как тут было удержаться, а сам рукой полез красавице под округлившийся уже живот, а она и не против – трогайте, господин генерал, где вам хочется. Ну и тут он, уже не сдерживая себя, схватил Брунхильду в охапку, поволок к постели, уложил на спину на самый край. А она вовсе и не против того, улыбалась томно, подбирала полы одежд да сгибала ноги в коленях, разводя их в стороны, открывая свое самое ценное для его глаз, предлагая ему: берите, дорогой братец, пользуйтесь, мой генерал, сколько хотите. И при этом еще шептала:

– Хочу, чтобы как в былые времена… чтобы как тогда было…

Он сидел на пуфе возле зеркала, отдыхал, а она сама, без служанки, меняла одежду, ничуть не стесняясь его, и говорила:

– Не знаю, что мне с поместьем делать.

– А что тут знать, первым делом приедешь – у управляющего проси книги записные, проси списки мужиков, списки собственности твоей.

– Так разве я в этом всем разберусь? Да и деньги мне нужны, а не книги со списками. – Она уже надела нижнюю рубаху из батиста. Встала и спросила: – Как мне разобраться?

– Попроси у Кёршнера бухгалтера, чтобы с тобой поехал, он разберется.

– Наверное, этому бухгалтеру платить придется, а у меня и денег нет, – отвечала красавица.

– Да как же нет у тебя денег? – удивился Волков. – И двух месяцев не прошло, как я посылал тебе много денег.

Брунхильда села на кровать напротив него и махнула рукой: ой, да что вы там посылали, нет того давно.

– Куда ты их деваешь? – удивлялся кавалер. И тут до него дошло: – Тебе деньги опять нужны и для этого ты зельем Агнес намазалась?

– Нет. Нет. – Графиня покачала головой. – Зелье – это для души, хотелось давно чего-то такого, огня под кожей хотелось, а от герцога устаю я. – И тут же добавила: – А денег вы мне все равно дайте, у меня нет совсем. Хоть полтысячи дайте.

– Полтысячи! – Он встал, принялся поправлять свою одежду. – Да куда ты их деваешь-то? Куда в замке, где ни за стол, ни за кров не платишь, ты тратишь столько денег?! Ты ведь еще и у герцога берешь.

– Ой, да что он там дает, от щедрот своих выделил сто двадцать монет в месяц, смех, да и только.

Волков не стал напоминать графине фон Мален, что еще не так давно она в кабаке в Рютте давала мужикам, купчишкам мелким да поденщикам иметь себя за десять крейцеров, а теперь ей и сто двадцать талеров в месяц мало. А вместо этого сказал:

– Дам тебе полсотни монет на дорогу обратную и бухгалтера, но это после.

– А сейчас что? О чем говорить желаете?

– О примирении с герцогом.

– О! – Брунхильда махнула рукой. – Герцог на вас все еще зол.

– Так помоги мне.

– Так скажите как, а то я вступаюсь иной раз за вас, а он мне и говорит все время, дескать, ослушник вы, дерзки очень, людей его унижали, что он за вами послал, воле его противились. Говорит он, что вы заносчивый вассал и другим его вассалам дурной пример даете.

Все-все было именно так, как и говорил герцог, но эту ситуацию нужно было менять. Да, Волков уже готовил кое-что из того, от чего герцог не сможет отказаться. А еще он припас кое-что и для графини. Хоть и родилась Брунхильда едва ли не в хлеву, хоть и была часто небрежна и всегда расточительна, но глупой эта красивая женщина вовсе не являлась; конечно, до рассудительности Бригитт она не дотягивала, тем не менее ей были присущи женские хитрости, тонкое чутье, и когда надо было, она проявляла и изворотливость, и целеустремленность, как, например, вышло с ее супружеством, когда было нужно все стерпеть и получить надобное.