Элеонора Августа

– Прекрасно сие, – отвечал Волков, – и каковы ваши прогнозы на успех, господин секретарь?

– Те, кто раньше были против, те уже молчат, а иных и вовсе нет.

– Это большая-большая радость для моей бедной земли, – отвечал кавалер, – и радость для ваших кузнецов.

– Кузнецов? – уточнил господин Кёршнер. – Для наших кузнецов?

– Да, для кузнецов города Малена, – продолжал Волков. – Мой кузнец в пределах моих, на реке, нашел прекрасное место для водной кузницы, говорит, уголь из Бреггена будет дешев, руда из Фринланда всегда дешева, а река и вовсе бесплатно течет, обещает лист и полосу хорошего качества за низкую цену. Городским кузнецам то помощь большая, не все же им железо в Фёренбурге покупать.

Но это мало интересовало секретаря, сюда он прибежал по другой причине, и Кременс говорил:

– А коли решение по строительству дороги окажется принято и решение по выбору подрядчика будет передано вам, господин кавалер, есть ли у вас уже подрядчик на такую работу?

Волков с Кёршнером переглянулись, и генерал жестом передал слово купцу: говорите друг мой. И Кёршнер сказал:

– Финансирование дела поведет один известный в городе банкирский дом, и конечно, именно этот дом примет на себя выбор подрядчика.

– А… известный в городе банкирский дом… это… – Секретарь сделал рукой жест, который купец прекрасно понял.

– Да. Именно этот банкирский дом, – кивнул Кёршнер.

– Спасибо вам, господа… – сразу засобирался секретарь, он стал вылезать из-за стола, даже не прикоснувшись к еде. – Дамы, был счастлив лицезреть, но дела не дают насладиться вашим обществом. – Он откланялся и быстро ушел.

– Кажется, город наконец выстроит дорогу до моей границы.

– Ну, если этот гусь уже суетится, то можете в том не сомневаться, дорогой родственник, – отвечал ему Кёршнер и продолжал, как бы между прочим: – А что там за водяную кузницу собрался ставить ваш кузнец?

– А, говорит, дело очень прибыльное. Но пока я еще не дал согласия. Денег у него нет, да и у меня их не много, – отвечал Волков. Он специально завел речь про кузнеца при купце, и кажется, рыба клюнула. – Пока думаю. И что хуже всего, так это дорога, дорога от моей границы до амбаров совсем стала плоха.

– Дорога плоха?

– Да, сейчас пошел урожай, мужики да купчишки повезли первую рожь да первый овес к причалам, там у меня столпотворение, но пирсы-то я велел новые построить, а вот с дорогой плохо. Уже сейчас она вся в канавах, а как начнут железо в город возить да как дожди пойдут, там и вовсе будет не проехать.

– Так плоха дорога? – спрашивал Кёршнер.

– Плоха, дорогой мой родственник, совсем плоха. Намедни говорил с архитектором своим, так он сказал, что для хорошей дороги нужно тридцать тысяч талеров! Где столько взять?! У меня на замирение с герцогом много уходит, да содержать гарнизон у горцев, да дома для людишек своих строю… Тридцать тысяч… – Волков сокрушенно покачал головой.

– А если вдруг деньги найдутся? – неуверенно спросил купец. – Тридцать тысяч – средства немалые, но вот если бы нашлись…

– Если бы нашлись? – Волков сделал вид, что задумался, хотя он давно уже все продумал. – Если бы нашелся человек, который взялся бы дорогу мою сделать такой, что по ней и осенью, и в самую весну ездить можно будет, то такому человеку я бы дозволил в амбарах поставить свой торговый пост и свой склад, а еще взял бы его компаньоном в дело кузнечное. Так как думается мне, что там не одну водяную мельницу можно будет построить, а при уме и везении и все две.

Кёршнер престал жевать, он не смотрел ни на жену, что сидела рядом, ни на красавицу-графиню, ни на кавалера-родственника, он считал в уме. Но умственных счетов ему не хватило, и он сказал:

– Дело сие серьезное… Надобно будет кое-что разузнать да все как следует взвесить.

– Разузнайте, конечно-конечно, – кивал кавалер, – все посчитайте. Кидаться в дело очертя голову причин нет. Время терпит, а я пока на одну кузницу сам попробую денег наскрести.

Опять на дороге от Эшбахта к Малену ограбили купчишку. И что совсем плохо, так ограбили бедолагу еще и на земле Волкова, а не на земле города. Хорошо хоть не убили, деньги только отняли лихие люди. Сердобольные мужики помогли несчастному, а Волков поспрашивал его на предмет разбойников: сколько, каковы? Он был зол, это ему как господину большой упрек. Что ж получалось, что он даже в своих пределах не может порядка навести? А с другой стороны, на кого злиться – на Сыча? Так как на него злиться, если господин сам велел своему коннетаблю искать беглых. Кавалер вздыхал: четверых людей для охраны всей его земли было маловато.

Приехал в Эшбахт, а там на главной улице столпотворение: мужики и бабы. Генерал уже заволновался, думал, свара какая, но пригляделся – все в чистом, и все у церквушки собрались. Оказалось, праздник какой-то, отец Семион читает праздничную проповедь, а все люди в церковь уже не влезают. Волков звал попа после службы к себе, и тот, придя, сказал: