Элеонора Августа

Просто рад? Да он едва не кричал от радости, едва сдерживался, чтобы не кинуться обнимать Райхерда. Еле-еле сохранил вид достойный. Поклонился еще раз, проводил вестника и уже после его ухода воздел руки к небу с благодарностью Господу и Богородице. Теперь у него не было сомнений в том, что дом Райхердов сделает все, чтобы мирный договор был землей Брегген ратифицирован. Не отдаст ландаман свою дочь за племянника врага. А значит, значит, миру быть. Нет, конечно, Волков не выведет солдат с их земли, а Карлу Брюнхвальду еще и накажет продолжать и дальше укреплять лагерь, но теперь генерал считал дело почти решенным. Теперь… Вот только теперь он мог сделать следующий свой шаг. Шаг, о котором он давно мечтал и который втайне планировал. Ему требовался мир с герцогом, и этот договор с горцами как раз открывал ему к этому дорогу. Конечно, это было не то, на что рассчитывал архиепископ. Да и бог с ним. Теперь кавалер чувствовал себя настолько уверенно, что не нуждался в чьем-либо покровительстве. Ни светский курфюрст ему был не нужен, ни церковный. Довольно с него господ. А сеньорат герцога… ну что ж, пусть будет. Возможно, он и поможет курфюрсту Ребенрее когда-нибудь и как-нибудь, но так, чтобы не сильно себя обременять. Больше всего Волков хотел теперь мира с герцогом, ну и чтобы никакие уже господа больше никогда от него ничего не требовали, вот и все.

Едва сдерживая нетерпение и почти не сдерживая радости, он вызвал к себе капитана Рене и, когда тот явился, заговорил с ним:

– Дорогой родственник, хочу поручить вам дело важное и вместе с тем непростое. – Арчибальдус Рене был не из тех храбрецов, что берутся за всякое, не зная даже, о чем их попросят, поэтому Волков сказал осторожно: – Хочу просить вас представлять меня у герцога.

– У герцога? – Лицо капитана вытянулось, и он уточнил: – У герцога Ребенрее?

– Да-да, у него, у моего сеньора и нашего курфюрста, – продолжал Волков. – Да, вы будете просить у него аудиенции.

– О! – только и вымолвил родственник. Но по его лицу генерал понял, что за такое дело капитан готов взяться с радостью. Еще бы, аудиенция у самого герцога. А с другой стороны… – Но что я должен буду просить у него?

– Ничего, кроме личной встречи, на которой вы передадите ему двадцать пудов того серебра, что я нашел в реке. Помните?

– И все? – Рене на такую миссию был согласен.

– И еще вы передадите, что я нижайше прошу принять мой скромный дар.

– Скромный дар… – повторил Рене.

– Что я нижайше прошу принять мой скромный дар, запомните, это очень важно.

– Да-да, конечно, я запомню…

– И если он примет серебро, – продолжал Волков, – в чем я почти не сомневаюсь, зная тяжкое положение герцога с деньгами, то вы скажете, что это серебро будет лишь первым моим шагом к поиску прощения.

– Лишь первый шаг в поиске прощения герцога… – повторил Рене.

– Именно. Серебро найдете в Эшбахте. Спросите у Ёгана.

– Да, я знаю.

– Возьмите с собой десять моих гвардейцев, выберите тех, что вам приглянутся, и езжайте.

– Завтра же и поеду, – пообещал Рене, – как только доложу полковнику и сдам дела роты.

– Сейчас же езжайте, сейчас же, с первой баржей, – настоял кавалер. – Идите к Брюнхвальду и скажите, что я дал вам срочное поручение.

– Будет исполнено, господин генерал.

Рене с его гвардейцами уехал еще до вечера, а у Волкова были хлопоты и еще раз хлопоты: нужно было отобрать солдат для гарнизона, переправить все ценное на свой берег, не отдать за бесценок то, что переправлять было дорого. Солдаты тоже начали переправляться в Эшбахт. И как из-под земли, словно за поворотом реки сидели, тут же появились десятки лодок с купцами и маркитантками. Не успевал еще солдат вылезти из баржи на песок Эшбахта, как к нему кидались ловкачи да ушлые бабенки и говорили ему:

– Солдатик, говорят, ты себе хорошую добычу добыл, так я у тебя все куплю, цену дам хорошую, не то, что другие. Ну, что у тебя есть? Покажешь?

Корпоралы и солдатские старшины уже считали добытое. И в боях, и то, что было награблено в Милликоне. Ну, и как это иногда бывает, тот, кто отдал награбленное на хранение, не всегда его находил. Вспыхивали ссоры. Пришлось срочно, как только генералу доложили о солдатской ругани, отправить на тот берег полковника Эберста, чтобы он сдерживал ретивых до утра. А уже утром и сам генерал переплыл на свою землю, для того чтобы рассудить споры, а еще потому, что… уж больно много купцов на лодках и баржах причалило за ночь к его земле. Хоть разгоняй их. Девки приплывали целыми баржами. Молодые, жадные, горячие. Как раз те, которые всякому солдату нравятся. Купцы, маркитантки, девки, продавцы пива по-хозяйски располагались на земле кавалера, готовили еду, мылись в реке, торговались кто как умел, торговали кто чем мог. Даже музыканты появились.

– Налетели… как воронье! – подмечал Максимилиан, усмехаясь. – Гляньте, сколько их приплыло за ночь!

Волков же принюхивался: нужников нет, запах у реки плохой, а воду берут тут же. Так зараза и появляется, оборачиваясь потом кровавыми поносами.

– Разогнать бы их всех надо. – Он был недоволен.