Эльф среди людей

Смех. Легкий и звонкий. Так могут смеяться лишь дети – Дети Единого во дни, когда беды еще не коснулись их. Звуки арфы, флейты… танец. Смех танцовщицы. Золото волос, взвившихся словно крыло. Эленвэ. Сестра.

Два крыла в танце – золотое и черное. Но не несет черное беды, лишь оттеняет сияние золота. В четыре руки сплетается танец, в два голоса звенит счастье смехом.

«Он напрасно запел о сестре. Ему придется петь и о ее гибели».

Небо разъяснивается. Скоро пора сереть сумеркам, но становится всё светлее – словно время повернулось вспять и наступает полдень. Чистый и спокойный, как небо над Ойлоссэ, когда Древа стояли в цвету.

Сурова доля сменивших алмазную пыль Валмара на смертельный блеск Льда. Вдвойне суровее доля тех, кто покрыт пылью дорог Эндорэ. Но в свете Солнца и Луны жив свет Древ, и всей горечи мира не заглушить в сердце ту радость и чистоту, что вынес ты из Валмара, как самое драгоценное из сокровищ.

То сокровище, которое не отнимут у тебя ни Моргот, ни Саурон, ни война, ни смерть.

Тучи истаяли, и солнце сияет на западе, его отблески словно золотым мостом соединили берега Барандуина. Нолдорам, родившимся в Свете Древ, легко смотреть на солнце не щурясь, но и синдары сейчас не смежают ресниц, глядя, как золотая полоса на реке и лучи солнца – вверх и вниз – сливаются в неимоверной высоты сияющий шпиль, и словно размыкается связь миров и связь времен, и здесь, перед ними, высится Таниквэтиль.

Легко пройти через смерть тому, в чьем сердце – звоны твои, Валмар. Вновь ступить на широкие твои лестницы, и мириадами искр взовьется алмазная пыль, и ярче алмазов засияют глаза сестры, и мудрость в глазах ее супруга не обернется горечью, ибо подлинная мудрость всегда идет рука об руку со счастьем, ибо кто счастлив – тот и истинно мудр.

Солнце стояло точно на западе, золотой мост на реке сиял нестерпимо, и камень, возле которого пел Глорфиндэль, оказался ровно напротив. На несколько мгновений золотое сияние окутало его…

…солнце заходило за холмы Шира. Река погрузилась в тень. Златокудрый эльф, сидящий у высокого камня – самого обыкновенного камня – снял с колена умолкшую арфу.

В сумерках бродили по одному, по двое. Молчали.

Ослепительно сияющая Таниквэтиль стояла перед глазами каждого. И надо было как-то вернуться от ее подножия назад, в Эндорэ, на Тирн-Гортад… вспомнить бы еще, что это за название и где эти холмы…

Под утро Глорфиндэль подозвал коня (тот вольно бегал по Южному всхолмью), стал седлать.

«Уже уезжаешь?» – подошел к нему Келегорм.

– Здесь всё закончено, – качнул головой ваниар. – Пора привезти эти новости в Ривенделл и узнать другие.

«Понимаю, но…»

Глорфиндэль посмотрел ему в глаза:

– Послушай меня. Сейчас я не прощаюсь, мы еще увидимся и не раз, но всё же я скоро уплыву. Мы скоро уплывем. Да, понимаю, вы с Хэлгоном остаётесь, даже и не спрашиваю. И всё же подумай вот о чем.

Он смотрел вдаль, как давеча, когда пел.

– Мы сейчас – словно осенние листья, сорванные ветром. Золотые, багряные… наш полет прекрасен, но это – последний полет, Келегорм. Нас этот ветер унесет на Запад. Что будет с вами? Пожухлый лист, рассыпающийся серым прахом в руках? Нет, не перебивай. Дослушай. Когда-нибудь… понимаю, что не скоро, но – когда-нибудь: возвращайся. И я буду в числе тех, кто придет на Таниквэтиль встречать тебя, когда ты снова обретешь тело.

«Ты полагаешь, их будет много?»

– Их будет больше, чем ты ожидаешь. Не говори ничего. Просто подумай над моими словами.

«Я подумаю».

Глорфиндэль взлетел в седло.

– До встречи.

Келегорм кивнул ему и, чуть поразмыслив, крикнул вслед:

«Передавай Элронду поклон от меня!»

Ваниар развернул коня, подъехал к нолдору. Напряженно спросил:

– Что это: учтивость или тонкое оскорбление?

Келегорм прищурился – не зло, скорее весело:

«А вот как владыка Элронд решит – так оно и будет».