— То-то я тебя сидел и слушал, да на ус мотал, — продолжал хуторянин, — всё ждал, когда проговоришься. Ну и дождался. Хитёр ты, эльф, годы прожил бессчётные, да люди-то ещё хитрее. Службу-то я во всех видах повидал, и коль нужны тебе в твоей Страже были те, кто и впрямь чем-то полезен, так отчего их домой не отпускать? Лес твой красив, кому-то и впрямь по сердцу придётся, чего тут хитрить?
Полночь зло сощурился, кулаки сжались — однако он тотчас овладел собой.
— Таких, как я, Лемех, в Зачарованном Лесу не так уж много. Хватает и тех, кто… людей на дух не переносит, скажем так. Кому старые пути милы. Есть у нас такие, что Спасителя в лицо помнят, свидетели Его самого первого прихода — ну как им, скажи на милость, о людях высокого мнения быть? Вы ж исчезаете, как для вас самих бабочки-однодневки исчезают.
— Зубы мне не заговаривай, — ухмыльнулся Лемех. — Речь не о том.
— А о чём тогда? — запальчиво перебил эльф. — Ты сюда один явился…
— Рргаф!
— Прости, с тобой Найда, конечно же. Не один. Но всё равно — что вы вдвоём сделаете против всей силы Царственных Эльфов? Что? Армия за тобой следом явится, Лемех, мстить за твоё исчезновение? Как явится, так и откатится. В своём лесу мы защищаться умеем.
— Ээх, Полночь, — покрутил головой хуторянин, — сколько веков прожил, а ума, как у нас говорится, не нажил. Слова вроде правильные произносишь, да только складываются они в полную бессмыслицу. В роту б тебя нашу, к «Весельчакам Арпаго». Глядишь, голова бы и прояснилась, как пару раз с тобой сходили б в рукопашную…
— Ты о чём? — гнев эльфа ещё не унялся, он изо всех сил сдерживал себя.
— Да всё о том же, — Лемех почесал Найду за ухом. Со стороны он казался совершенно спокойным, точно в родном доме за кружкой сбитня. — Не для того ты людей в эту вашу Стражу зовёшь-собираешь, чтобы честным мечом честно же и биться. Других — как ту же Зарёнку, дочь Бороды, соседа моего, — ты обмануть сможешь. А меня — нет. Потому что знаю я всякую службу и наёмником тоже побывать довелось. И далеко от дома хаживал, и весточки не подать было, однако ж вернулся; а у тебя, Полночь, братец мой лесной, такое чувство, что головой в омут. Ну, чего глазищами сверкаешь, чего злишься зазря? Убить хочешь? У вас это быстро, я знаю. Валяй, попробуй. Вот он я, один, вокруг только твои сородичи, деваться мне некуда… Валяй!
— Я не убийца, — с достоинством отрезал Полночь. — Не убийца и не мучитель. В бою — да, убивал, и людей тоже, твоих дальних соседей — всё было, врать не стану. А вот так, когда ты сам ко мне пришёл… но не думай, Лемех, что ты тут чего-то добьёшься. Сыновья твои теперь с нами. Смирись.
— Смирись — это ты хорошо сказал, — кивнул Лемех. — Может, и смирюсь. Только дай на них ещё разок взглянуть. Всё ль у них ладом? Кормят ли достойно, одёжку, в какой Страже ходить положено, добрую ль дали, или невесть какого сроку? Оружие опять же. Ариша-то ко всему привычен, а Гриня — нет, слабоват. Хотя из самострела бьёт, не в обиду тебе будь сказано, получше иного эльфа…
Полночь опустил голову. Кулаки эльфа вновь сжались, вновь разжались — несколько раз.
— Чего ты мучаешься? — вдруг негромко сказал Лемех. — Никак силы не наберёшься сказать, что нет их уже в живых, ни Грини, сердцем чистого, всякой красоте готового поверить, ни Ариши, силой не обиженного, да только нетвёрдого в нашей, людской вере оказавшегося? Совесть не позволяет, да, Полночь? Потому что у тебя она-то есть, осталась ещё она у тебя, совесть. В отличие от Месяца или Борозды твоих. Вот потому ты и говоришь со мной, вместо того, чтобы приказать — и мне бы стрелу в спину всадили. Ну, верно я сказал? А, Полночь? — и голос его вдруг пресёкся, и вырвался не то хрип, не то стон: — Хоть к могиле проведи, изверг! Тому месту, где лежат, дай поклониться, нелюдь! Ничего большего не прошу.
Полночь совсем опустил голову. Побелевшие пальцы стиснули край стола.
— Живы они, Лемех, — еле выдавил он наконец. — Живы. Оба, и Гриня, и Ариша. Не врали мы тебе тогда, у тебя во дворе, что нужны нам такие. Но… прав ты. Мы гостями к тебе во двор пришли, вместе с Гончими дрались, ты помог Борозду спасти. Для многих моих соплеменников это — ничто, пустяк. А для меня вот нет. Потому — верно ты сказал! — и говорю с тобой сейчас, и стрелы в спину тебе бояться нечего. Идём. Покажу тебе то, чего ни один человек — если он не в Страже, конечно! — ещё не видывал. Может, поймёшь тогда.
— Чего пойму-то? Для чего вы Зарёнке той же так голову задурили, что она своих же родных пожгла-уморила?
— Никто этого не хотел, — поморщился Полночь. — Досадная и трагическая случайность.
— Ты это задохнувшимся мальцам скажи, — тяжело взглянул Лемех. — Мальцам Бороды, в подклети сгоревшим.
— Что я сказать должен, что?! — сорвался эльф. — Ты не понял до сих пор, Лемех, Зачарованный Лес когда-то окружала пустыня. Сознаёшь, нет? Пустыня! Никаких людей, одна степь да редкие рощи с перелесками. Лишь изредка зеленокожие пройдут, как они в ту пору за стадами диких быков кочевали. А потом ваши явились.