Эльфийская стража

А стрелы всё летели, они не могли убить зачарованных тварей, но всё-таки не давали им рвать свою добычу совсем уж без помех — сбившая одного из воинов Гончая сама опрокинулась, пробитая сразу тремя стрелами; окровавленный воин вскочил, с размаху воткнул в дернувшегося зверя клинок — и отскочил, собой закрывая раненую эльфийку, потому что шестая Гончая, получившая больше всех в самом начале схватки, благоразумно избегала нападать на вооруженного и сопротивляющегося врага; непонятно было, как обезглавленная тварь ухитряется видеть, но раздумывать на эти темы никто, понятно, не мог.

Полночь ловко отмахивался серебристым клинком — клочья плоти так и летели, однако Гончая словно и не чувствовала боли и не думала отступать. Месяц выдернул кинжал, вонзил снова — ничего. Казалось, Гончих можно убить, только изрубив на куски; арбалетные стрелы отбрасывали их, опрокидывали — но упрямые бестии вставали снова и снова.

Покрытые кровью эльфы всё-таки сумели сомкнуть круг вокруг раскинутого тента, защищая свою раненую.

Лемех в очередной раз вскинул поданный женой арбалет. Ясно дело, что дело дрянь, как говаривал ротный Арпаго, когда их отряд в очередной раз попадал в засаду, — стрелами Гончих не остановить, здесь нужно чародейство; эх, эх, сейчас бы того мага, что ходил как-то с их Ротой, по каким-то своим делам в Кинте Дальнем оказавшись!

Там, на дворе, Полночь что-то яростно закричал на своём языке, вроде как призывая своих идти в атаку, размахнулся клинком, снеся полбока бросившейся на него Гончей, — и сам тотчас упал, потому что безголовая бестия бросилась на него сзади; Ариша послал меткую стрелу, болт пробил твари шею, но не остановил.

Лемех в свою очередь взял прицел — и невольно замешкался, увидел, как на носилках шевельнулись окровавленные тряпки. Упала, растеклась по земле волна золотых волос, поднялась тонкая рука — жест, наверное, должен был казаться властным, но вышел просто жалким, — однако в следующий миг даже не способного и нечувствительного к магии Лемеха окатило такой волной Силы, что он едва удержался на ногах. Тряпьё упало, эльфийка выпрямилась — казалось, даже не пошевелившись; рука по-прежнему поднята над головой, и теперь этот жест не казался уже ни смешным, ни жалким. Опаляющая Сила текла с поднятой руки, такая, что даже Гончие Крови остановились и попятились, впервые нарушив молчание и принявшись глухо завывать, словно от страха. Серебристо-изумрудным светом заискрились, зажглись клинки эльфов, стрела Лемеха пронеслась, оставляя за собой чёрно-алый след, попала в грудь отпрянувшей Гончей — и тварь нежданно завыла в агонии, валясь на бок и судорожно дёргая когтистыми лапами. Сверкнул меч Полночи, разорвав шею ещё одной твари — однако, как ни странно, Гончая лишь дёрнулась, зубы клацнули рядом с лицом эльфа — его оружие не обрело той же силы, что и простые стрелы Лемеха с сыновьями. Шесть арбалетных болтов — и шесть Гончих легли бездыханными, хотя едва ли эти порождения чёрной магии обладали способностью дышать.

Бой закончился.

А эльфийка замертво рухнула обратно, уткнувшись лицом в землю.

Несмотря на собственные раны, шестеро эльфов разом бросились к ней, словно и впрямь могли чем-то помочь.

— Гриня! — страшным голосом внезапно закричал Месяц. — Сюда! Скорее!..

Лемеху показалось — его младшенький сейчас сиганёт прямо из окна. Гриня кубарем покатился вниз по узкой лестнице, едва ли не быстрее того же арбалетного болта вылетел на улицу.

Лемех с досадой плюнул, в сердцах хватив арбалет об пол. Вот не было печали! Младшенький-то вон как полетел, чуть из штанов не выпадая; ему, отцу, случалось не дозваться сына — пока подзатыльником не угостишь, сидит и мечтает себе о чём-то, как говорится, — о зелёных лугах, наверное; а тут стоило эльфу позвать… Может, и правильно жена говорила: застоялся парень, девка ему нужна, тогда, быть может, и не запал бы так на эту соломенноголовую красотку.

Но что сделано, того не изменишь. И остаётся ему, Лемеху, теперь только скрипеть зубами при виде того, как сын широко раскрытыми глазами глядит на эльфийку и слова склонившегося над ним Месяца слушает, будто это само святое Спасителево писание.

«Что столбом стоишь? — зло рявкнул сам на себя Лемех. — Ждёшь, пока они Гриньке совсем глаза отведут, Спаситель ведает что с ним сделают?! Иди туда, отец ты или кто?!»

…И Полночь, и Месяц, и остальные четверо эльфов-воителей разом обернулись, стоило Лемеху появиться на крыльце. Гриня с Месяцем стояли на коленях, дружно водили руками над неподвижной эльфийкой, ворожили, противное Спасителю колдовство творили, если верить настоятелю отцу Никодиму, которому Лемеху волей-неволей приходилось покорствовать, потому что не ровён час — донесёт святой отец, и не успеешь оглянуться, как примчатся сюда из Княжгородка лютые псы-инквизиторы суд творить и расправу…

Месяц только коротко взглянул на хозяина заимки и снова отвернулся — продолжать своё чародейство, а вот Полночь, напротив, широкими шагами двинулся через двор наперерез Лемеху.