И оставив меня на пике любопытства, отправилась в гигиеническую комнату. Я услышал шум льющейся воды, негромкое пение. И успокоился. Скорее всего Магистр обучил ее нескольким упражнениям по укреплению воли. Мне они тоже известны. И не следует ими пренебрегать. С этими мыслями и намерением укрепить волю, я заказал трактат: «Сила духа», получил его и удалился к себе.
Я как раз перечитал главу о «Саморегуляции» и готовился приступить к созданию чувственного образа, который запустит определенные физиологические процессы в моем организме, вспоминая свое нахождение в «темной камере», понизил тепловыделение организма, сузил кровеносные сосуды.
Потом сделал упражнение на мышечное расслабление и задышал: короткий вдох, пауза, долгий выдох. Я впадал в состояние отдаленно напоминающее стазис и никакая проблема меня больше не волновала. До тех пор, пока Элизия не вошла ко мне в своей дешевой вульгарной сорочке.
— Что ты творишь? — спросила она.
— Иди. Спи спокойно, — медленно произнес я.
Говорить не хотелось.
— Мне холодно, — сказала Элизия и скользнула под мое одеяло.
Холодной она не была, отнюдь. Та часть меня, к которой прижималось ее бедро быстро переняло температуру — разогрелось. Я вновь правильно задышал.
— Это еще хуже, мне не нравится чувствовать себя трупом.
— Займись упражнениями, — посоветовал я, — Отключи внимание от внешних раздражителей и воссоздай чувственный образ ранее испытанного покоя.
— Чувственный образ? — переспросила она.
И полыхнула. А потом до меня донесся ее запах: можжевеловых ягод, разомлевших под прямыми солнечными лучами и желающими укутаться вновь в тенистой сырости, и еще что-то, неуловимо тонкое. Она прикрыла ладошкой мой рот и прижалась к груди. В голове свободно потекли ее мысли, вернее не мысли, а то, что советовал ей Асакура.
Я скинул девушку с себя.
— Нет, — сказал ей.
— Ты говоришь одно, а думаешь другое.
Мне нечего было возразить.
Теперь она возложила руку мне на живот, помедлив прошептала:
— Не очень представляю, что надо делать. В общих чертах. Ты поможешь мне?
— Шутишь?
Я попытался убрать ее руку, накрыть своей, но она дернулась от меня чуть раньше, скользнула ниже. Мое тело отреагировало. А следом и Элизия, она шумно вздохнула, сквозь зубы:
— Я тоже это ощущаю, постоянно! И это невыносимо! Как можно терпеть такое?
— Хочешь помочь? — меня все это порядком разозлило, — Приступай.
— Я чувствую твое тело, как свое. Мне ужасно хочется…
Теперь я зажал ей рот ладошкой.
Она сделала это молча. Сначала несмело, потом прислушалась к себе и сжала крепче…
— Ослабь… полегче…
— Нет уж, так приятнее! Не мешай, я знаю.
О, Хаос! Она знает! Я тоже знаю свое тело. И оно любит нежную ласку. О!.. Я уже не знаю, толком, что оно любит.
— Еще… — вырвалось у меня.
И все. Больше я не мог думать. И она тоже. Заснули мы с рассветом. И с утра проснулись в обнимку.
Первой зашевелилась Элизия.
— Что опять не так? — пробормотал я сквозь сон.
Потом отпрянула, потянув одеяло на себя, между нами образовался зазор и стало холодно.
— Получилось, — зашептала она, как мне показалось, с долей ужаса.
Из неги сна вырывать себя не хотелось. Я подтянул и задвинул ее на место.
— Давай еще поспим? А? У меня нет сейчас никаких желаний, Элизия, жаловаться тебе не на что.
Она высвободила одну руку и погладила грудь, а потом больно ущипнула за сосок!
— С ума сошла? Если пора вставать, так и скажи. У нас есть неотложные дела о которых я забыл?
— Проснулся? — она нервно хихикнула, — Эрл, получилось же! Личина! Понимаешь, о чем я? И каково это — проснуться в обнимку с собой?
Остатки сна слетели одномоментно. То, что личина удалась, подтвердило и зеркало, когда мы к нему подошли.
— Здорово, — оценила Элизия, — Надо показать тебя королеве. И не смей перекидываться обратно. Привыкай.
Я смотрел на свои холмики грудей, выросшие за ночь и понял, что нечаянно краснею. Юркнул назад, под одеяло.
— Все, я сначала к магистру, а ты прекращай страдать там. Ничего ужасного не произошло! Умойся, причешись. И можешь взять любое мое платье, что понравится. Хочу, чтобы перед ней ты выглядел наилучшим образом.
— Элизия, а ты не торопишься? Может не стоит так сразу?
Она вернулась к кровати, присела, закрыла глаза, нагнулась и поцеловала. Очень сладко, но так, словно прощаясь.
— Мне было хорошо с тобой, очень хорошо, настолько хорошо, что я даже рада, что у тебя получилась эта личина. Эрл, иначе я бы…
Она замолчала, в ее голосе стояли слезы, Элизия пыталась с ними совладать. Я не знал, что ей ответить. «Мне тоже было хорошо с тобой!», или: «Мы можем все еще не раз повторить, в любое время, ведь это всего лишь личина!». Она сняла эти мои мысли. И уже твердым голосом сказала:
— Это работа! Твоя и моя. Неужели не понимаешь?
— Не понимаю, — признался я.
— Дурак! Я же могу влюбиться в тебя, запросто. А потом ты уедешь. Я тоже. И, возможно, мы никогда не увидимся. Теперь понял?
Я утвердительно кивнул. Я ее понял. Слова. Грусть. И то, что будь я в своем истинном облике, не сказала бы она мне этих слов.