Эльфы и их хобби

Серговский заметил, что Марик взял один из свитков и прошел к свободному писчему столу, где были уже разложены инструменты для рисования: заостренные писала, перья, чернила, киноварь, черная, красная, золотая и серебряная краски, – наверное, юноша собирался заняться копированием какого-то рисунка.

Шло время, и напряжение среди мастеров, вызванное присутствием охраны и самого поручика, понемногу спадало: писцы громко перешептывались, советуясь между собой, или шли за разъяснениями к Смотрителю. Тот сам просматривал свитки леди Дэамор, назначал работу для каждого писца или рисовальщика, ходил меж столов, следя за исполнением и давая замечания. Серговский заметил, что при выборе того или иного свитка старик советовался только с двумя мастерами: одного из них, такого же седого, как Смотритель, звали Нестором, а младшего, коротко стриженого – Ником.

Вскоре Серговскому надоело слоняться без дела и, взяв наугад какую-то книгу с полки, он присел за пустующий стол.

В книге оказались старинные романтические баллады. Через некоторое время, утомившись от скучного чтения, поручик впал в легкую полудремоту. Тем не менее он не забывал иногда окидывать пристальным взором весь зал, неизменно заканчивая осмотр наблюдением за Мариком.

Вот юноша смешно выпятил губу, в очередной раз сдувая длинноватую челку, помассировал виски и вдруг поднял голову. Перекрестие взглядов длилось всего лишь миг – Марик не выдержал первым и все-таки отвел глаза, но Серговский успел заметить, что в глазах юноши промелькнул испуг.

А когда боятся – есть что скрывать. Недаром леди Дэамор просила проследить за ним… Возможно, юноша действительно не так прост, каким кажется.

Настало время обеда.

Серговского тоже пригласили в столовую, где за длинным столом уже расселись все мастера, включая Смотрителя.

Поручик дал себе волю, с удовольствием уплетая пшенную кашу с яблоками и ломти румяного ржаного хлеба, не забывая при этом прикладываться к кружке с душистым квасом. Он подметил, что Марик сел подальше от него, за другой конец стола.

Во второй половине дня Эдрик делал вид, что поглощен созерцанием труда некого Полидора Урбинского «Осмь книг об изобретателях вещей» – чудеснейшей книги, снабженной великолепными иллюстрациями, а на самом деле – продолжал следить за Мариком. Но тот работал настороженно, молча, не поднимая глаз, – кажется, над действительно сложной иллюстрацией.

На ночь Серговский выставил охрану – четверых воинов возле мастерских, двух – возле спального дома, где проживали мастера, и еще трех – возле главных дверей ратуши. Смотритель, Нестор, Марик, Ник, два ювелира, двое старших писцов, да и сам поручик, проживали на втором этаже ратуши, в небольших отдельных комнатах. Поручику пришло на ум, что если ратушник действительно существует, он наверняка должен проживать в ратуше. Круг подозреваемых сужался.

После назначения караулов Серговский пожелал Смотрителю и остальным мастерам спокойной ночи и сделал вид, что отправился спать.

…Далеко за полночь, при слабом свете решетчатого фонаря поручик тихо спустился вниз, в опустевший главный зал.

В часах ровной тонкой струйкой сыпался песок – казалось, ничто не способно нарушить его непрерывное движение.

Основа часов состояла из двух бронзовых подставок, соединенных между собой тремя столбами, украшенными фигурной резьбой. На тонких, прочных осях крепились две стеклянные емкости с песком. Внимательно изучив механизм, поручик сделал вывод, что часы все-таки иногда переворачивались, несмотря на равное количество песка в емкостях.

Исследовав всю площадку, Серговский приметил, что от возвышения тянулись едва видимые лучи, заканчивающиеся ямами – ровными прямоугольниками, как бы вдавленными в каменный пол. Возможно, это что-то символизировало или таков был декоративный рисунок. Поручик всмотрелся и разобрал над одним из углублений едва различимую при свете фонаря надпись: «Сборник наилучших поваренных рецептов».

Непонятно.

Следующий прямоугольник гласил: «Ювелирное дело».

Третий – содержал надпись на неизвестном Серговскому языке.

Внимательно осмотрев все имеющие прямоугольники, он нашел еще две надписи на родном ламинском: «Повести о военных лагерях» и «Златошвейное ремесло».

Скорее всего, это были названия книг.

– Часами интересуетесь?

Серговский так быстро развернулся, что чуть не пригасил фонарь. Перед ним стоял Марик, в простой рубахе, подпоясанной широким поясом, и штанах – своей рабочей одежде. Удивительно, как это поручик не заметил юношу раньше – тот вынырнул из-за шкафов, будто призрак.

– Вы не боитесь страшного духа, охраняющего часы? – равнодушно спросил Марик. – Убийцу… Вам не рассказывали о нем?

– Я не верю в духов, способных убивать, – ответил Эдрик.

– А я верю, – задумчиво сказал Марик и, шагнув на возвышение, приблизился вплотную к стеклу. – Дух, охраняющий эти часы, властвует над всем.

– Неужели? – скептически усмехнулся Серговский и тоже поднялся на возвышение. – Он так могуч?

– Всесилен. Опасен. Неумолим.

– Я не верю в духов, способных убивать, – повторил поручик. – Бояться надо людей.