Элиас Лённрот. Жизнь и творчество

Сведения, сообщаемые Лённротом, являются свидетельствами непосредственного очевидца, нередко они уникальны и потому осо­бенно ценны. Даже, казалось бы, мелкие подробности народного бы­та, увиденные зорким глазом умного наблюдателя, приобретают че­ловеческую значимость — без таких подробностей история становит­ся пресной и безлюдной, лишенной реального аромата жизни. Сей­час как-то трудно представить себе, например, что Лённрот полтора столетия тому назад ходил по улицам Петрозаводска, наносил визи­ты губернатору и городскому врачу, беседовал со священником и сту­дентами духовной семинарии, препирался с местными властями и таможенными чиновниками в связи с претензиями к его паспорту и т. д. Детали, сообщаемые Лённротом, приближают к нам прошлое, делают его осязаемым — без розовой идеализации, равно как и без назойливого обличительства.

Лённрот-путешественник был чрезвычайно любознательным, многое подмечавшим человеком, и через это мы познаем крупную личность в единстве с окружающим ее миром.

ДЕТСТВО И РАННЯЯ ЮНОСТЬ

Элиас Лённрот родился 9 апреля 1802 г. в волости Самматти Нюландской (Уусимаа) губернии на юге Финляндии. Волость Самматти расположена примерно в восьмидесяти километрах от Хельсинки к западу в сторону Турку, тогдашней столицы страны и самого древне­го ее города.

Отец Лённрота, Фредрик Юхана, был сельским портным и одно­временно мелким земельным арендатором, которых в Финляндии называли торпарями, а их усадьбы — торпарскими. Со временем усадьбу Лённротов стали называть «Пайккарин Торппа», что можно перевести как «Портновское подворье» — под этим названием отчий кров Элиаса Лённрота теперь известен каждому финну как нацио­нальная реликвия. Там находится музей, все содержится в таком ви­де, как это было почти двести лет тому назад.

Сам по себе домик, в котором родился Лённрот, весьма непритя­зателен с виду, размеры его скромны, он кажется низеньким, обшит серыми от времени, некрашеными досками, да и внутреннее убран­ство не свидетельствует о достатке.

Но домик расположен на живописном берегу озера, впереди от­крывается далекий горизонт, вокруг зелень и тишина, возникает чув­ство уединения, покоя и простора. В самом этом ландшафте с непри­тязательным человеческим жильем есть нечто от скромной красоты Суоми, воспетой поэтом Ю. Л. Рунебергом, современником Лённро­та. Поэт воспевал именно «гордую бедность» финнов, не утративших чувства человеческого достоинства, и это же было присуще нравст­венным убеждениям Лённрота.

Лённрот любил родные места в Самматти. После долгого отсутст­вия — двадцатилетнего пребывания на севере в Каяни в должности окружного врача — он вновь вернулся в родную волость, купил кре­стьянскую усадьбу, где поначалу, будучи профессором университета, жил только периодически, имея квартиру также в Хельсинки, а затем находился в Самматти постоянно и там же завещал себя похоронить.

Дом в Самматти, где родился Э. Лённрот. Гравюра

У Лённрота была особая привязанность к земле, что имело отно­шение не только к его субъективным эмоциям. Как увидим в дальнейшем, он считал крестьянство и земледельческий труд основой нации и государства. Этим будет определяться его взгляд на окру­жающий мир и образ жизни людей, особый ракурс его наблюдений над народным бытом — не только в финских, но и в тех карельских и русских регионах, в которых ему доведется побывать. Всюду он будет в первую очередь обращать внимание на то, как обстояло де­ло с землепользованием и земледельческим трудом, как преуспевал землепашец. Охота, рыболовство, ремесла, торговля (в том числе разносная торговля коробейников) рассматривались Лённротом по преимуществу лишь как приложение к основе основ жизни нации и общества — хлебопашеству и скотоводству. Это была крестьянская точка зрения в аграрном обществе, и именно развитое аграрное об­щество было в некотором смысле идеалом Лённрота.

Однако следует учитывать при этом специфику собственного со­циального происхождения Лённрота, а именно то, что он был сыном ремесленника, малоземельного сельского портного.