Элиас Лённрот. Жизнь и творчество

Таким образом, существовала преемственность идей, в том числе гуманистических идей Гердера, оказавших несомненное влияние и на Лённрота.

Вполне естественно, что гердеровская мечта об интенсивном со­бирании фольклора стала реализовываться прежде всего в самой Гер­мании. Наиболее крупными вехами стали знаменитый сборник не­мецких народных песен «Золотой рог мальчика», составленный ро­мантиками И. Арнимом и К. Брентано (в двух частях, 1805—1808 гг.) и оказавший огромное влияние на развитие немецкой лирики; и сборник сказок братьев Гримм (1812—1814 гг.), получивший миро­вую известность. Это только главные издания, ставшие фольклорной классикой.

Между прочим, и карело-финские руны на раннем этапе стали известны Европе через немецкий язык. В 1819 г. в Стокгольме вышел сборник Г. Р. Шрётера «Финские руны» с текстами в оригинале и не­мецких переводах; помогали составителю финские собиратели рун К. А. Готлунд и А. Поппиус. Позднее сборник Шрётера был переиз­дан в Германии. Еще до выхода «Калевалы» сборник был известен Я. Гримму, побывал он и в руках молодого К. Маркса.

Еще до Лённрота высказывалась мысль о возможном объедине­нии рун 15 целостную эпическую поэму. В 1817 г. К. А. Готлунд, касаясь вышедшей несколькими го­дами ранее книги Ф. Рюза «Финляндия и финляндцы» (1809 г., на немецком языке), в которой упоминалось и о рунах, писал, что «если бы только на­шлось желание собрать воедино наши древние народные песни и создать из них стройное целое (то ли это будет эпос, драма или еще что-нибудь), из них мог бы родиться новый Гомер, Оссиан или Песнь о Нибелунгах. И, прославившись, финская нация с достоинством и блеском про­явила бы свою самобытность, осознала бы свою сущность и светом своего развития озарила бы восхищенные лица совре­менников и потомков». И далее Готлунд связывал это с воспита­нием чувства патриотизма. «По­добно тому, как король, неспо­собный управлять своим наро­дом, представляет собой мни­мую величину, так же и народ, не осознавший себя и свою ин­дивидуальность, равен нулю; это живой труп с истекшей и за­стывшей кровью. Чтобы возро­дить жизнь в его жилах, необходимо наполнить энергией его душу. Чувство патриотизма является той искрой, которая воспламенит сердца и вдохновит умы. Вот осно­ва великих стремлений сильной нации».

Идея национального самоутверждения — и не только в смысле развития финского языка, литературы, образования и просвещения, но и в смысле соблюдения и расширения политической автономии Финляндии, — все более увлекала ее молодую интеллигенцию.

А. И. Арвидссону (1791 — 1858), одному из наиболее выдающихся ранних «будителей», издававшему в начале 1820-х гг. оппозицион­ную газету, вскоре запрещенную, традиция приписывает следующие слова, воспринимавшиеся многими современниками как девиз: «Шведами мы не стали, русскими мы не можем стать — так останем­ся же финнами». И хотя именно в такой форме этих слов нельзя най­ти у Арвидссона, они хорошо передают дух его публицистики.

Сборник X. Р. фон Шрётера «Финские руны» в первом издании. 1819 г.

Автограф К. Маркса с руной «Рождение медведя», переписанной им в немецком переводе из сборника X. Р. фон Шретера «Финские руны»

Смысл подобного девиза, в котором отразилось пробуждающее­ся национальное самосознание, можно по-настоящему понять, только зная финскую историю. В истории Финляндии были перио­ды, когда шведская ассимиляция представлялась реальной угрозой. Влиятельные круги в эпоху шведского господства подчас придер­живались мнения, что финский язык как простонародный («му­жицкий») и непригодный для развитой культуры вообще следовало устранить. Один из губернаторов предлагал в 1709 г. «ради экзоти­ки» сохранить финский язык разве что в двух волостях где-нибудь у границ Лапландии.

Вот почему патриотическая интеллигенция подходила к языку не просто как к предмету чисто лингвистического изучения (хотя и это было важно), но как к первейшему условию существования нации. Не будет языка — не будет нации. Поэт-просветитель Я. Ютейни сравнивал язык с обручем, скрепляющим нацию в единое целое.