Эликсир бодрости

Я с недоумением минуты две рассматривал покрасневшего от смущения Редькина и… рассмеялся.

— Молодец, — говорю, — что позвонил. Ускорил, так сказать, события. А то я, с моей нерешительностью, сколько бы времени еще мучился. В общем, молодец. Только скажи мне, как это ты ухитрился голосом Ивана Григорьевича со мной говорить?

— Так я же в самодеятельности выступаю, — еще больше смутился Редькин. — Имитирую голоса видных артистов.

— Значит, еще и артист? — удивился я. — Ну и ну!

ТАЛАНТ ПО НАСЛЕДСТВУ

Выдающейся личностью в искусстве я не стал, хотя возможности для этого, как считает мама, были.

Дело в том, что мой папа — заслуженный артист республики, а мама — большой знаток искусства. Правда, мама — домохозяйка, но в искусстве разбирается лучше любого искусствоведа, а уж лучше папы тем более. Она, например, знает по фамилии почти всех ведущих артистов театра и кино, а наиболее знаменитых — по имени и отчеству. Кроме того, она знает, кто из них на ком женат, кто, когда и почему разошелся.

По всем этим вопросам она является главным консультантом нашего двора. Консультируются у нее, в основном, десятиклассницы, но и среди взрослых ее авторитет довольно высок. В ее присутствии многие робеют не только от того, что она «эрудит» в искусстве, но, главным образом, из-за ее быстрых и решительных суждений. Она, например, может моментально определить, у кого есть талант, а у кого его нет.

Впервые за пианино я сел, когда мне исполнилось шесть лет. Сел потому, что мама угадала во мне талант. Папа, как мне показалось, к маминой затее отнесся без особого энтузиазма, но, как большинство пап, во избежание лишнего скандала, занял нейтральную позицию.

Занятия по музыке мне вначале нравились. Я усердно разучивал гаммы и даже начал играть небольшие пьесы. Когда приходили гости, мама усаживала меня за пианино и заставляла играть. Не знаю, как гостей, но маму мол игра всегда приводила в умиление.

Однако это продолжалось недолго. К восьми годам (к ужасу мамы!) интерес к музыке у меня начал исчезать. По инерции я еще продолжал заниматься музыкой, но уже без всякого рвения. Мне больше нравилось играть во дворе с ребятами.

Однажды мой учитель музыки деликатно намекнул папе, что вряд ли я стану Львом Обориным или Святославом Рихтером. Прямо сказать, что у меня нет таланта, он постеснялся. Все же папа — заслуженный артист. Папа долго молчал, но потом как-то набрался храбрости и сказал маме:

— Видишь ли, Милочка, я давно заметил, что хорошего музыканта из нашего Аркаши не получится, но не хотел тебя расстраивать. Пусть, думаю, научится играть хотя бы для себя.

— То есть как это «для себя?» — возмутилась мама.

— Очень просто: будет играть где-нибудь в самодеятельности или на семейных вечерах. Это, поверь, тоже неплохо.

— Да ты даешь себе отчет в том, что говоришь? — крикнула мама. — Сын заслуженного артиста республики будет играть в какой-то самодеятельности. А что скажут знакомые и соседи? Ты об этом подумал?

Папа развел руками.

— Ты вот скажи мне, — наседала мама, — кто у Райкина сын?

— Как «кто»? — опешил папа. — Разумеется, тоже Райкин.

— Райкин? — мама взяла верхнее «ля». — Нет! Он артист, как и его отец. Понимаешь, артист, а потом уже Райкин.

— Но у него же настоящий талант, — выкрикнул фальцетом папа и стукнул кулаком по столу, что раньше за ним не замечалось.

Мама испуганно захлопала глазами и примирительно сказала:

— Ну, хорошо, хорошо. Пусть у него талант. Я согласна. А у композитора Петушкова сын — композитор. Тоже талант? А у киноактрисы Звягинцевой дочери — актрисы. Тоже талант? А у… — и мама назвала еще с добрый десяток известных в искусстве фамилий, чьи сыновья и дочери пошли по стопам родителей.

Папа, обескураженный и посрамленный таким тонким знанием дела, сконфуженно произнес:

— Милочка, ты же прекрасно знаешь, что талант по наследству не передается. Все они талантливы сами по себе.

— Значит, у их детей есть талант, а у твоего ребенка нет? — язвительно спросила мама и тут же решительно добавила: — А я тебе официально заявляю, что у нашего ребенка есть талант, его надо только развивать.

Теперь я, не хуже мамы, знаю всех знаменитых композиторов и музыкантов, их детей, блистающих в искусстве, но по-прежнему с отвращением поглядываю на клавиши. А что касается профессий, то я поступил в зооветеринарный институт. В институте мной довольны и считают, что талант у меня все же есть. Правда, не музыкальный.

ДРУГ ЧЕЛОВЕКА

В квартире у нас был такой идеальный порядок, от которого страдали все. Жена — из-за боязни, что он может быть нарушен, а мы с сыном Аликом — от правил, по которым нам запрещалось гораздо больше, чем разрешалось. Единственным местом, где мы чувствовали себя относительно спокойно, был старый, потертый диван в детской. Во всех других местах мы должны были ходить на цыпочках, не дышать полной грудью, не задевать, не бросать, не брать, не прикасаться…

Так продолжалось до тех пор, пока подруга жены, известная в городе законодательница мод, не посоветовала жене завести собаку.