Эликсир для избранных

– Н-да… Благодарю, – отозвался Сергей Алексеевич, достал портсигар и сразу же убрал его обратно, не закурив.

– Серафима сейчас выйдет… – сказал Павел.

– Да-да. Надо, чтобы Сима присутствовала…

В комнате воцарилось молчание. Через минуту вошла Серафима с семилетней Ариадной. На девочке было белое платье с большим бантом на спине.

– Поздоровайся с дядей Сережей, – сказала Серафима дочке.

– Здравствуйте, дядя Сережа! – звонко произнесла Ариадна.

– Здравствуй, Риночка! – Лицо Сергея смягчилось, он улыбнулся племяннице. – Как поживаешь?

– Хорошо, – ответила девочка.

– Иди, деточка, поиграй, – сказала Серафима и подтолкнула дочь к дверям детской. Потом села на стоявший у стены стул и несколько раз провела ладонями по подолу платья, разглаживая его. Павлу Алексеевичу был знаком этот жест – Серафима всегда делала так, когда нервничала или ждала услышать что-то неприятное, трудное.

– Павел, Сима, я пришел сказать… предупредить вас, – начал Сергей. – Сдача Казани красным – вопрос нескольких дней… Положение безнадежное. Наши войска сражаются доблестно, но у большевиков почти пятикратный перевес… – Павел и Серафима молчали, ожидая продолжения. – Надо уезжать, – коротко заключил Сергей.

Серафима вопросительно взглянула на мужа. Павел Алексеевич знал, что она слепо, безгранично доверяла ему. Как он скажет, так и будет. Но это было хорошо в прошлой, мирной жизни. Теперь же, когда речь шла, возможно, о жизни и смерти, ему хотелось почувствовать в ней какое-то сопротивление, услышать ее отдельное мнение, возможно, несогласное с его собственным. А так вся ответственность многопудовым бременем ложилась исключительно на его плечи и давила, давила… Хуже всего было то, что он не знал, что делать.

– Куда уезжать? – спросил он младшего брата просто для того, чтобы выиграть время.

– Не важно куда, Павел! – воскликнул Сергей. – В Сибирь, на Дон, за границу! Куда угодно! Бежать надо, бежать! Спасать себя и свою семью, понимаешь?

Серафима не сводила испуганного взгляда с мужа.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – возразил Павел Алексеевич, впрочем, не слишком уверенно, – положение, конечно, тяжелое… Но я уверен, что никакая смута не может длиться вечно, скоро все образуется…

– Павел! Павел! Это… это… я даже не знаю, как это назвать! Это – какая-то страусиная политика!

Сергей вскочил с места и начал нервно ходить по комнате. Снова вытащил портсигар и снова убрал его в карман.

– Как ты можешь не понимать? Ты же умный человек! Я всегда считал, что ты – самый умный из нас… Где твой здравый смысл? Из Москвы и Петрограда сообщают страшные вещи. Это даже не девятьсот пятый год. Это в сто крат хуже! Нельзя оставаться! Все, все уезжают, кого я знаю, – Зимины, Красильниковы, Берги… Твой коллега – профессор Радченко!

– Ну, не преувеличивай! – возразил Павел Алексеевич. – Не все уезжают!

Но это опять была лишь попытка оттянуть время. Ему нужно было собраться с мыслями, чтобы найти аргументы… Павел Алексеевич испытывал мучительное раздвоение. Разум подсказывал ему, что брат прав и надо бежать… И в то же время что-то останавливало, сковывало его, что-то трудно поддающееся определению. Павел твердо знал только одно: ехать ему никуда не хочется.

– Вот и брат Андрей тоже никуда не уезжает, – предъявил, как ему казалось, серьезный аргумент Павел Алексеевич.

Это было не совсем правдой. Со старшим из братьев Заблудовских – Андреем – Павел виделся 5 числа, в день начала красного наступления. Андрей был мрачен и рассеян. На вопрос среднего брата, что он собирается делать, ответил как-то неопределенно. Об отъезде ни слова сказано не было, но, возможно, Андрей просто не хотел верить в саму возможность взятия Казани большевиками. В отличие от младших братьев Андрей Алексеевич Заблудовский политикой интересовался и был активным членом партии кадетов. К 1917 году Заблудовский-старший дослужился до поста товарища прокурора Казанской губернии. После октябрьского переворота сразу заявил, что с большевиками ему не по пути и что он будет бороться с ними всеми возможными способами.

– А вот Андрея я совсем не понимаю! – воскликнул Сергей. – Если ты, Павел, еще можешь изображать из себя беспартийного интеллигента, то он – прямой контр-р-р-революцинер. Ему от большевиков точно ничего хорошего ждать не приходится. Расстреляют, и все!

И Сергей решительно рубанул рукой воздух, как будто сам командовал расстрельной командой.

– Ну что ты такое говоришь, Сережа! – воскликнул Павел Алексеевич. – Может быть, все будет не так плохо…

Сергей удивленно посмотрел на брата.

– Если я правильно понимаю, – заговорил он вдруг совершенно спокойным голосом, – то ты, как настоящий ученый, собираешься поставить опыт на себе и своей семье?

– Какой опыт? О чем ты?

– А такой опыт – сможет ли интеллигентная, обеспеченная русская семья выжить под властью большевиков. Смело, брат!

– Что за вздор ты говоришь! – разозлился Павел Алексеевич, не любивший, когда его вышучивали. – Если все будет плохо, то мы…