Эликсир для избранных

– Да-да, некоторые полагают, что ВИЭМ был большой аферой, в которую почему-то верило руководство страны. Один очень уважаемый мною писатель дал этому институту определение «лысенкоподобный»…

– Хлестко, – заметил я.

– Но не совсем верно.

Коженков легко встал с кресла и подошел к стоявшему в комнате книжному шкафу.

– У меня тут, знаете ли, книжки всякие имеются интересные, – произнес он и провел пальцем по книжным корешкам. – Вот, например!

И он вытащил из книжного ряда небольшой коричневый том.

– «Сборник материалов к 5-летию Всесоюзного института экспериментальной медицины», – провозгласил он, усаживаясь обратно в кресло. – Любопытнейшее чтение! Заметьте, пятилетие ВИЭМ наступило аккурат в 1937 году. К моменту выхода сборника некоторые авторы были уже репрессированы, так что хранить такую книжку было небезопасно. Но мои родители сохранили… Сейчас вам прочту кусочек…

Коженков нацепил на нос очки в тонкой металлической оправе и несколько секунд искал нужное место.

– Вот! «Советское правительство в декрете 15 октября 1932 года по поводу организации Всесоюзного института экспериментальной медицины четко и ясно поставило перед советской медициной проблему изучения человека и изыскания новых, активных методов лечения, профилактики и исследования. Эта задача, указанная Совнаркомом, ярко подчеркивает различие в путях развития советской и буржуазной медицины. В самом деле, разве можно прийти к новым способам исследования, лечения и профилактики, если взять за принцип пресловутый “нигилизм в медицине”, проповедуемый Гольдшейдером и Зауэрбрухом…»

– Кем-кем, простите?

– Это так… цепные псы буржуазной физиологии, – вдруг подмигнул мне Коженков. – Не обращайте внимания!

Он опустил глаза и продолжал читать:

– «…И не менее пресловутый лозунг “назад к Гиппократу” с его принципом “Природа лечит, врач наблюдает”. Часть советских врачей, чувствуя фальшь этого лозунга, но не умея найти правильное направление, призывает идти не “назад к Гиппократу”, а “вперед с Гиппократом”. Но ни то, ни другое не решает вопроса. Гиппократ достоин памяти и уважения, но нельзя при современном развитии науки делать из него знамя. Надо уметь взять то полезное, что дал нам основоположник научной медицины, но идти вперед не с Гиппократом, а с тем лозунгом, который дают нам партия и рабочий класс».

– А? Каково? – воскликнул Коженков и захлопнул книжку. – Как вам это нравится?

– Идти вперед не с Гиппократом, а с лозунгом? Честно говоря, мне это совсем не нравится! Слушайте, а я ведь стал все это уже забывать, а тут вдруг чем-то таким повеяло. Партия… Рабочий класс… «Нам нет преград…»

– Вот именно! – подхватил Коженков. – Именно! «Нам нет преград!» Вы уловили самую суть…

– А вы не думаете, что это просто ритуальные заклинания? – спросил я.

– Нет, друг мой, думаю, тут дело сложнее. В заклинания все это превратилось потом, а тогда еще был… порыв!

– Думаете, был?

– Да. Это было такое время – революционное. Казалось, что все возможно. Что вот сейчас рабочий класс напряжется еще немного и перевернет землю, и раздвинет горизонты, познает все неизвестное и подчинит все неуправляемое… И старость победит, а там, глядишь, и саму смерть! Так вот, еще будучи студентом, я заинтересовался и институтом, и учеными, которые там работали. Тогда-то я впервые и натолкнулся на труды вашего уважаемого родственника… Идеи Павла Алексеевича Заблудовского были очень созвучны времени… Активно вмешиваться в процессы, которые идут в организме, и направлять их в нужное русло. Понимаете?

– «Искусство – это не зеркало, которое мы ставим перед действительностью, а молот, которым мы ее куем».

– Недурно! А кто это сказал?

– Кажется, Карл Маркс.

– Ну что же, наука – тоже в некотором смысле молот. И вот на этой приливной волне поднялся и ВИЭМ, и профессор Заблудовский… Конечно, к любому большому делу всегда примазывается некоторое число жуликов и проходимцев, но это не основание записывать в обманщики и всех остальных.

Мне показалось, что Федор Иванович вел спор с кем-то невидимым.

– Впрочем, я, кажется, немного отвлекся, – спохватился вдруг Коженков. – Давайте, Алексей, попробуем придать нашей беседе более ясное направление. Какие у вас есть ко мне вопросы?

– У меня их, по большому счету, два.

Коженкову, похоже, понравилась моя четкость. Впервые за все время нашего разговора на лице его мелькнуло что-то похожее на улыбку.

– Выкладывайте.

– Была ли лизатотерапия эффективной и, следовательно, можно ли ее считать ценным вкладом в медицинскую науку?

Коженков хмыкнул.

– Отвечая на этот вопрос, я вынужден буду обложиться оговорками, как подушками, – проговорил он. – Я сам опытами по изготовлению и применению лизатов не занимался и в рассуждениях своих могу опираться лишь на литературу. Поэтому все, что я вам скажу, будет не фактом, а мнением… Так к этому и прошу относиться.

Я молча кивнул.

– Идеи Заблудовского довольно интересны, хотя и не бесспорны.

Я слегка наклонил голову, что должно было означать, что я принял это сообщение к сведению.

– Вы в общих чертах представляете себе теорию лизатов?

– В общих чертах да.