– Мы все начинали с частных вопросов, – успокоил ее отец. – Только накопив определенный багаж в своей области, можно поднимать более общие вопросы. Ты – молодчина!
– Да-да, хорошая работа, – подтвердил Кончак. – Знаю, вам пришлось повозиться с вашими кроликами…
Тень пробежала по лицу Ариадны.
– Знаете, Борис, это – пожалуй, единственная неприятная часть моей работы. Я имею в виду убийство подопытных животных. Хорошо вам с вашими лягушками! А кроликов жалко… Их надо было убивать на первый, третий или шестой день.
– Ничего не поделаешь, – развел руками Павел Алексеевич, – без этого, к сожалению, нельзя обойтись.
В коридоре зазвонил телефон. Серафима Георгиевна встала и вышла из комнаты, чтобы ответить.
– Борис, это вас! – крикнула она через секунду.
Кончак вышел в коридор и взял трубку.
– У аппарата!
– Это Петухов, – послышался в трубке хрипловатый голос. – Приезжайте в лабораторию.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– А в чем, собственно, дело?
– Приехал Майоранский, и с ним люди из наркомата. Хотят видеть опыт.
Майоранский был начальником токсикологической лаборатории, его приезд, да еще в такое позднее время, был событием экстраординарным.
– Хорошо, выезжаю.
– И поторопитесь. Возьмите таксомотор.
Кончак положил трубку на рычаг и шагнул в ярко освещенную столовую.
– Павел Алексеевич, Серафима Георгиевна, прошу меня извинить, но я вынужден вас покинуть…
– Что такое? – удивленно взглянул на него Заблудовский.
– Срочное дело.
– Так поздно?
– Увы!
– Ой, как жалко, что вы уезжаете! – сказала Ариадна. – Мы же не доиграли…
– Прошу записать точный счет, – сказал Кончак. – Мы обязательно завершим партию…
Ариадна выскользнула вслед за Борисом в прихожую.
– Ты вернешься?
– Не знаю, милая, – ответил он. – Если смогу, обязательно вернусь…
– Я сделала для тебя ключ от квартиры, – шепнула Ариадна. – На следующей неделе папа и мама уедут в Казань повидать тетю Аню, а оттуда на пароходе в Самару – к маминым родственникам. Мы сможем видеться каждый день…
Девушка вложила в ладонь Борису новенький ключик с острыми колючими гранями.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Примерно через сорок минут Борис был на Мещанской. В окнах лаборатории горел свет, чуть поодаль, на улице были припаркованы два черных легковых автомобиля. Войдя в помещение, Кончак нос к носу столкнулся с Петуховым, нагловатым молодым человеком в форме офицера ОГПУ. Положение, которое Петухов занимал в лаборатории, Кончак определял для себя как «комиссар-надсмотрщик». В отличие от начальника токсикологической лаборатории Майоранского, который был медиком, Петухов специального образования не имел. В его задачу, насколько мог судить Борис, входило наблюдение за всем, что происходило в лаборатории.
– Кончак, где вас носит? – спросил Петухов, вплотную подойдя к Борису.
– Я был на Новинском, – буркнул Кончак, отстраняясь. – Не ближний свет…
– Ладно. Слушайте меня внимательно. Сейчас вам надо будет продемонстрировать возможности этого вашего препарата… Опыт будет проводиться в особых условиях.
– Каких особых условиях?
– Идемте, – сказал Петухов, увлекая Бориса за собой дальше по коридору. – В ваших интересах, Кончак, чтобы все прошло гладко.
«Да это я и без тебя понимаю», – подумал Борис.
Они вошли в комнату, где обычно производились опыты на собаках и других животных, и Кончак застыл на месте как вкопанный. Посреди комнаты на столе лежал мужчина, одетый в старую больничную пижаму. Руки и ноги его были привязаны ремнями к столу. На вид мужчине было лет сорок, но, присмотревшись, Кончак понял, что на самом деле он был моложе, но сильно изможден. Когда Борис и Петухов вошли в комнату, человек на столе повернул голову и молча посмотрел на них. В глазах его читались тоска и ужас.
– Это кто такой? – тихо спросил Борис, не отводя взгляда от человека на столе.
– Ваш клиент, – прошипел ему в ухо Петухов.
– Вы что, хотите сказать, что опыт будет проводиться на живом человеке?
– Именно так.
– Но ведь он же… умрет.
Внутри у Кончака все похолодело.
– Скорее всего, – ответил Петухов.
– Но ведь это незаконно!
– Послушайте, Кончак, бросайте эти ваши буржуазные штучки! Законно – незаконно… Вам за это ничего не будет!
– Но кто он?
– Он? Враг народа, приговоренный за свою контрреволюционную деятельность советским судом к высшей мере наказания. Его…
Петухов быстро взглянул на часы.
– …Его должны были расстрелять почти сутки назад. Так что формально он уже мертв. Пусть напоследок послужит делу пролетарской диктатуры.
– Нет, я не могу…
– Прекратите, Кончак! – прошипел Петухов. – Вы меня что, не понимаете? Я же говорю: в ваших интересах… Знаете, меня тут некоторые товарищи в управлении спрашивали: а наш ли этот Кончак? А я им говорил: наш! Наш в доску! Ценный кадр! Так что давайте без фокусов и этих… интеллигентских всхлипов.
Кончак молчал.
– Я зову наших гостей, – прошептал Петухов и быстро вышел из комнаты.
Кончак медленно повернулся и направился к вешалке. Надел халат и застегнул его на все пуговицы.