– То есть как жив? – переспросил я.
– Да вот так жив. – Альбина Антоновна посмотрела на меня так, словно я опять был несмышленым ребенком. – Как мы с тобой.
Я снова попытался произвести в голове некоторые арифметические вычисления. В начале 30-х годов Борис Ростиславович Кончак-Телешевич был уже взрослым человеком. Судя по маминым рассказам, ему было лет тридцать или даже тридцать с гаком. Ну да! Он же участвовал в Гражданской войне на стороне белых! Значит, он родился около 1900 года. Ему, что же, сто восемнадцать лет? Не может этого быть! Нет, старушка обозналась. Или из ума уже выживает…
– А где вы его видели, Альбина Антоновна? – решил уточнить я.
– На Ваганьковском кладбище, – с готовностью ответила мама Антона. – Я тогда на могилу Ефима Самуиловича ездила, после Пасхи.
– А это точно был он? – спросил я осторожно.
– Ну а кто же? – слегка обиделась Беклемишева. – Я что, по-твоему, из ума выжила?
– Но сколько же ему лет? Он же, наверное, очень… эээ… пожилой.
Альбина Антоновна задумалась. Судя по всему, она пытался произвести в уме те же вычисления, что я проделал минутой раньше.
– Ну, много ему лет… Даже очень, – неуверенно протянула Беклемишева. – Не могу точно сказать. Но выглядит он очень хорошо, держится прямо. И одет все так же элегантно. Я его сразу узнала!
– Вы с ним разговаривали?
– Да. Он со мной первый заговорил. Я стояла, цветы выбирала. Вдруг слышу сзади голос: «Здравствуйте, Альбина!» Я прям вздрогнула. Голос-то какой знакомый! Он, Борис, ко мне всегда так обращался, когда встречал во дворе или дома у Заблудовских. Он с детьми разговаривал, как со взрослыми, на «вы». И кланялся. Мне, девчонке, это ужасно смешным казалось. Я думала, что он так с нами играет… Смешливая такая была. И тогда он тоже улыбался и говорил: «Альбина все хохочет, Альбина замуж хочет!» Такая присказка у него была… Я поворачиваюсь и гляжу – он! Стоит улыбается. И глаза все такие же – пронзительно голубые, глубоко посаженные.
– Поразительно! Он что-нибудь рассказал про себя? Что он? Где он?
– Нет. Только сказал: «Рад видеть вас, Альбина, в добром здравии». И пошел. Еще в руках у него трость была такая старомодная. Теперь так не ходят…
– Эх, что же вы, Альбина Антоновна, не расспросили его… – я не мог скрыть досады.
– Да я как-то растерялась, – стала оправдываться старушка. – Потом домой вернулась, подумала, что ж, правда, не спросила его… Да уж поздно было.
– И как его найти, вы не знаете?
– Нет, Лешенька…
«Фантастика! Значит, если верить Беклемишевой, год или два назад Борис Кончак был еще жив. Мать честная! Как это возможно?»
Я машинально забросил в рот пару сушек.
«Теоретически можно попробовать его найти…»
– Альбина Антоновна, спасибо вам за чай, но мне пора, – сказал я, вставая.
Беклемишева тоже поднялась и пошла провожать меня.
– Спасибо тебе, Лешенька!
– Не за что! Будьте осторожны, пожалуйста! Не падайте.
– Постараюсь, постараюсь… Так-то я ничего. А тут прямо… незадача!
– Ну я пошел.
– До свидания, Леша, не забывай нас – меня, Антона.
– Я не забываю. С Антоном мы недавно тоже чаи гоняли.
– Ну вот и хорошо, вот и хорошо…
Альбина Антоновна все еще продолжала повторять свое «вот и хорошо», когда я уже прикрыл дверь.
Я сбежал вниз по лестнице и снова оказался во дворе. Там уже было полное утро. Можно даже сказать, день. Справа, в проеме «больших ворот», шумело Садовое кольцо, мелькали автомобили, шли прохожие. Во дворе тоже началась какая-то жизнь. Дворник-киргиз с сухим шелестом мел чистый асфальт возле второго подъезда. Из третьего вышла женщина с большими пакетами, набитыми мусором, и направилась к помойке. Дальше, в глубине двора, парень и девушка выгуливали собаку. Я поднял воротник куртки и побрел по дорожке, которая вела к Наркомфину. «Черт, неужели Кончак и вправду жив? – думал я. – Невероятно! Ну, это опять же с оговоркой, что старушка ничего не перепутала… Да нет, котелок у нее вроде варит… А еще не хотел с ней разговаривать, сбежать собирался… Все-таки в это трудно поверить! Сто восемнадцать лет! Как же нам его найти-то? Интересно, есть у него родственники, семья, дети?..»