Эликсир Купрума Эса

– Так вот! У папы была вспышка острого психического заболевания. Ты попросила его в порядке шефства подарить Дворцу пионеров станок, и он отправил во дворец станок ценнейший, уникальный, который тысячи стоит. Не удивительно, что, когда он опомнился, с ним случился инфаркт. Ведь он теперь считает себя психически неполноценным.

Зоя застыла над чашкой с чаем. Так вот оно как обернулось ещё одно её «доброе дело»! Нет, довольно с неё «добрых дел». Через несколько минут она сказала:

– Мама, я пойду прогуляюсь. Голова что-то тяжёлая.

Надев плащ, она вышла. Всё-таки ещё одно доброе дело она совершит, самое последнее: с помощью эликсира она заставит, чтобы её пропустили к папе в больницу, а там расскажет отцу про эликсир и объяснит ему, что он никакой не сумасшедший. Чтобы он не мучился.

А в кабинете директора Дворца пионеров продолжался негромкий взволнованный разговор. Решено было пока ничего не говорить о чудесах, связанных с Зойкой, ни Троеградову, ни Тигровскому даже – словом, никому. Затем профессор Кукушкин сказал, что прежде всего ему необходимо выступить перед детьми, что, только освободившись от этой навязанной ему Зойкой идеи, он сможет вновь чувствовать себя нормальным человеком. Между тем Надежда Сергеевна узнала по справочной телефон Ладошиных и стала звонить Зоиной маме. Было решено пригласить её во дворец и растолковать, каким фантастическим даром обладает её дочка. Однако телефон у Ладошиных всё время был занят.

Профессор Троеградов выступал перед ребятами не больше десяти минут. Он даже не пытался говорить так, чтобы слушатели могли его понять. Сердитым голосом он просто-напросто прочёл отрывок из лекции, которую обычно читал студентам. Ребята вертелись, довольно громко разговаривали и то и дело со звоном роняли на пол номерки от пальто. Когда он кончил, Кукушкин попросил не ждать его, сказал, что задержится, и Троеградов уехал. Уехал и Тигровский, потому что День открытых дверей в «Разведчике» закончился.

Пантелей Карпович выступал ещё хуже, чем Виктор Евгеньевич. Он экал, мекал, запинался, путал слова, потому что думал совсем о другом. Потом он вернулся в директорский кабинет. Там Надежда Сергеевна всё ещё пыталась дозвониться Ладошиным, но в трубке по-прежнему раздавались короткие гудки.

– Может быть, у них телефон испорчен? – проговорил Яков Дмитриевич.

– Скорее всего, Зоина мама разговаривает с какой-нибудь подругой о состоянии своего мужа, – сказала Надежда Сергеевна.

Пантелей Карпович сидел в это время, откинувшись на спинку дивана, сцепив, по своему обыкновению, руки на животе, и вертел одним большим пальцем вокруг другого.

– А знаете, что я предлагаю, товарищи? – воскликнул он неожиданно громко. – Пойдёмте сейчас к ним, к Ладошиным!

Тут все почти хором, даже ребята, заговорили о том, что из этого ничего не получится. Ведь Зойка почти наверняка окажется дома, и тогда всем придётся залепить уши «Слип камли» и разговаривать с Зойкиной мамой будет невозможно.

Слегка улыбаясь, профессор продолжал вертеть большими пальцами.

– Я всё это прекрасно понимаю, – спокойно сказал он. – Но, видите ли, мне на этот раз хочется стать кроликом.

– Кем? – не понял Яков Дмитриевич.

– Стать подопытным кроликом. Если мы узнаем, что Зоя дома, вы залепите себе уши «Слип камли», а я этого не сделаю и попытаюсь поговорить с её мамой.

Все помолчали, ошеломлённые предложением профессора, потом Родя пробормотал:

– Так она… она прикажет вам уйти, и дело с концом!

– А вот мне как раз интересно узнать, как долго я смогу сопротивляться её приказанию, если соберу всю свою волю.

Яков Дмитриевич поднялся со своего места:

– Но, Пантелей Карпович, уважаемый, послушайте меня! Девчонка взбалмошная, самолюбивая… Она вам не только уйти прикажет, она вам может приказать выкинуть что-нибудь такое, что…

– Я это предвижу, – прервал его Кукушкин. – В таком случае вы силой удержите меня, и посмотрим, что со мной после этого получится. – Пантелей Карпович встал. Теперь он не держал руки на животе, он опустил их по швам, а живот слегка подтянул. – В общем, так, товарищи, – сказал он, уже не улыбаясь, – этот случай слишком необычен, слишком серьёзен. Просто непростительно будет не исследовать его с начала и до конца.

Больше профессору не возражали. Через некоторое время все шестеро приближались к дому Ладошиных. Пятеро несли в каждой руке по комочку «Слип камли», зажав их между большим и указательным пальцами; Кукушкин шёл несколько впереди, заложив руки за спину.

– А вообще, товарищи родненькие, мне эта затея кажется довольно глупой, – сказала вдруг Надежда Сергеевна. – Ну, представьте себе: входим мы в квартиру, видим, что там Зоя, затыкаем себе уши, и остаётся у нас один беззащитный Пантелей Карпович. Зоя что-нибудь скажет ему, а мы даже не узнаем, что между ними произошло, и даже не осмелимся вынуть из ушей эти кусочки.

– А ведь Надежда Сергеевна, пожалуй, права, – согласился Яков Дмитриевич. – Может быть, нам вернуться да попытаться всё-таки по телефону?..

Он не договорил. Веня вдруг резко остановился.

– Она! – сказал он.