Иль Веккьо заговорил первым.
— Что же, сын мой, — бесстрастно произнес он, — Я понимаю вашу просьбу. Но я не испытываю сочувствия. Я не могу уловить вашу печаль. Вы явились ко мне, желая, чтобы вас спасли от упадка и одряхления. Вас спасли, но вы опять недовольны. Если бы вы спросили меня, прежде чем совершать чудовищную измену и разрушать труд моей жизни, я бы разъяснил вам тщетность ваших стремлений. Или вы не помните знаменитых струльдбругов настоятеля Свифта с их бессмертием и весь ужас их неестественной жизни? Вам бы следовало подумать о таких вещах. Но нет, вы безрассудно схватились за недозволенное. Вы получили то, чего желали. И все еще горюете? Нелогично, если сказать самое меньшее.
— Спасите меня! — взмолился Деннисон, дрожащий и бледный, как зола. Иль Веккьо покачал головой.
— Послушайте! — потребовал он. — Вы должны исчерпывающе понять правду. И признать, что на мне нет ни малейшей вины. На вашу голову падает неизбежный итог вашего собственного деяния. Ваша измена, несказанное зло, которое вы по отношению ко мне совершили, именно оно повлекло за собой неизбежное наказание.
— Но теперь…
— Ваша измена, — продолжал старик, ничуть не поколебавшийся, по-прежнему попыхивающий своей трубкой, — погубила то, что стоило мне целой жизни терпеливых и нелегких поисков, разрушила главное мое достижение, ваш грубый, невероятный эгоизм одним махом обратил в ничто сумму добытого за три тысячи лет. Раз и навсегда, — и голос Иль Веккьо стал холодным и властным, — поймите, что никакие угрозы, никакое применение силы ничего для меня не значит. Я слишком стар и слишком устал, чтобы это меня заботило. Вы убьете меня: ну и что? Но вы не осмелитесь. Вы боитесь вести ваш бой до конца без меня. Боитесь!
— О, да, да, — простонал Деннисон, закрыв лицо руками. — Я… я не могу пройти этот путь! Не могу! Помогите мне! Избавьте меня от этого адского воздействия! Верните мне мою старость!
— Успокойтесь! — велел Иль Веккьо. — Сейчас не время для эмоциональных взрывов. Наука ничего не знает о таких вещах, не обращает внимания на радость или печаль, она имеет дело только с причинами и следствиями, неумолимыми, как судьба. Вы в ее руках и моих. Вы полностью в моей власти. И были с самого начала. С каким терпением я действовал. Любой, кроме меня, совершил бы отмщение и…
— Отмщение, вы, дьявол? — заорал Деннисон, с угрозой приближаясь к нему. — Какое отмщение вы могли бы совершить, сравнимое с этим? Вы держали меня здесь у себя, точно кролика после прививки, как зараженную морскую свинку, чтобы изучать симптомы и наблюдать…
— Молчите! — велел патриарх, полуподнявшись. Краска гнева вспыхнула на его запавших щеках, первый знак настоящих чувств с того рокового момента, когда Деннисон предал его доверие. — Молчите, вам говорят! Или выйдете отсюда в большой мир, пропащий, жалкий, обреченный! Уходите, если желаете. Таскайтесь от консультации к консультации по всей Европе. Вы нигде не получите помощи, нигде за пределами этого имения! Где угодно еще вашей истории будет достаточно, чтобы вас сочли сумасшедшим. Вам еще повезет, если вы не попадете в сумасшедший дом и если избежите куда более отвратительной смерти, чем та, которая может забрать вас здесь!
— Смерти! — вырвалось из бескровных губ Деннисона. — Смерти! Как? Я умру? Неужели вы не можете повернуть вспять действие этого адского Алкагеста, вернуть мне опять мои зрелые годы и дать мне жить моей нормальной жизнью до ее положенного конца? О, Небеса! Смерть, вы говорите?
Иль Веккьо, опять сев, спокойно улыбнулся и потянулся за табаком.
— Я снова повторяю вам: будьте спокойны, — предупредил он. — Здесь вы в руках друга, несмотря на вашу измену. Если бы не так, мой ломбардец, который охотнее всего оказал бы вам именно эту услугу, уже давно сбросил бы ваше тело со свинцовыми грузами вниз со скалы в эти синие воды на сорок фатомов глубины. Сейчас не время для пародийного героизма или тщетных сетований. Вы должны принять положение таким, каково оно есть и настроиться так, чтобы как можно легче перенести переход. Вы не понимаете?
Деннисон не ответил. Но извлек из кармана небольшую фляжку. При виде ее его налитые кровью глаза засветились, вялые губы почти улыбнулись. Иль Веккьо, занятый раскуриванием трубки, казалось, не обратил особого внимания. Когда она задымила как следует, старик продолжил:
— Смерть, в конце концов, не величайшее зло. Благословенны те, кто может дождаться ее в мире, лечь для своего последнего долгого сна не покалеченным ни телом, ни душой, сообразно природе. Когда-то я противился мысли о распаде. Именно это привело меня к долгим годам исследований, которые в самом конце прервали вы. Вы, мой гость, мой удостоенный доверия друг. Неважно, теперь я вижу яснее. Смерть может даже быть благом. Мечников прав, утверждая, что когда труд жизни исполнен, инстинкт умирания заменяет инстинкт жизни. — Тут он умолк и, потянувшись, нажал электрический звонок сбоку от стола.
— Что вы делаете? — спросил Деннисон, у которого внезапно разгорелись подозрения.