Нам принесли закуску, мясо с гарниром и белое вино. Неприязненно взглянув на настенный плакат со свастикой, Мария натянутым голосом вымолвила: «Хочу Вас проинформировать: я еврейка. Вы не имеете что-нибудь против?». – «Никоим образом». Моя собеседница облегченно вздохнула. Мы выпили за знакомство. После первой же рюмки я забыл о намерении быть степенным. Вино выявляет те качества, которые есть, и устраняет те, которых нет. Я пустился в объяснения: «К еврейским товарищам обычно испытываю симпатию. Во-первых, во мне самом, кроме русской, белорусской и хантыйской крови, есть еврейская; итого – почти полный интернационал. Во-вторых, еврейская нация дала миру такое количество выдающихся личностей – ученых, писателей, поэтов, художников, музыкантов, философов – что без них невозможно представить себе развитие цивилизации». Мария продолжила тему: «Я как-то заинтересовалась историей моего народа. Прочитала про это разные книжки, а недавно осилила „Талмуд“. И даже подумывала уехать в Израиль». Эти слова мне не понравились и я спросил: «Вы не чувствуете Россию своей родиной?». Она смутилась: «Очень сложно жить в этой стране. В последние годы стало страшно от фашиствующих скинхедов. Это совсем не смешно, что сейчас многие мужчины ходят бритые, боятся скинхедов». Я кивнул: «Да, любой шовинизм – мерзость. И в этом смысле нет особой разницы между фашизмом и сионизмом». Мария не согласилась: «Сионизм это просто защитная реакция моего народа на дискриминацию и насилие. Фашисты, национал-большевики, скинхеды – это бандиты. По ним плачет тюрьма». Я пустился в разглагольствования: «Это самое простое, но самое неразумное решение – упечь их в тюрьму. Ведь оттуда они выйдут еще более обозленными. Наказание не устраняет причин преступления, но толкает на новые. Есть объективные причины для появления неофашистов: безработица, нищенские зарплаты, бесправие; и всё это на фоне жирующих олигархов, сытеньких спекулянтов и продажных политиков. Скинхеды это отверженные, несчастные, беспризорные русские дети, у которых не осталось иного выхода, кроме бунта». Мария спросила со вздохом: «И какой же выход из всего этого ужаса?». – «Социализм». – «Хотите вернуть страну к старому?». – «Возврата нет. А вот многие блага социализма – бесплатное образование и медицина, мощная наука, плановая экономика, социальная защищенность и прочее – хорошо было бы вернуть, заодно покончив с преступностью, наркоманией и всяческой проституцией». – «Это идеализм». – «Идеализм – вдохновенный реализм».
Мария поведала о своей прошлой жизни, из чего я понял, что у нее после развода было энное количество бурных романов. Это меня расстроило. Но обаяние собеседницы было столь велико, что я подавил в себе недовольство и продолжил беседу. Выяснилось, что Мария тоже научный сотрудник, причем, близкой специальности – микробиолог. Она получила много интересных данных, но никак не могла собраться с духом написать кандидатскую. Ей казалось, что материал сыроват. Хотя на самом-то деле результатов было немало. Как преуспеть в науке? Сколько бы ты ни сделал, считай это недостаточным. Как преуспеть с защитой диссертации? Сколько бы ты ни сделал, считай это предостаточным. «У меня маловато публикаций – всего три статьи», – посетовала она. Я заметил: «Оценивать продуктивность ученого по числу публикаций – всё равно, что измерять ум собеседника по количеству сказанных слов». – «Ваши высказывания тяготеют к пословицам». – «Само собой. Я афорист». – «Афорист? Это который сочиняет афоризмы?». – «Афорист – задумчивый дядька, радующийся метко сказанной фразе больше, чем зарплате», – усмехнулся я. Мария с улыбкой сказала про меня: «Вооружен афоризмами и очень опасен».