Я начал с этим твердолобым спорить, забыв правило: спорь с дураками почаще, чтобы понять, каким не нужно быть. Не знаю, куда бы это меня завело, но тут вмешался Волькин, исповедовавший мудрый принцип: на добро отвечай добром, на смех – смехом, на удар – ударом, вот только на глупость не отвечай. Волькин попросил сл
Обычно ВАК не обращает внимания на пару голосов «против» и утверждает присуждение кандидатской степени. Но в моем случае было по-другому. Тот самый Морозкин, который нахваливал докторские диссертации Бубрецова и Лизарева, оказался в ВАКе рецензентом моей кандидатской (бывают же в жизни такие «случайности»!). Он написал разгромный отзыв. Как говорится, деготь найдет средство сделать белое черным. Обычно рецензент охаивает чью-либо диссертацию или статью в трех случаях: если ни фига не понял или если материал противоречит его собственным взглядам, или если требуется время, чтоб украсть.
Экспертный совет ВАКа вызвал «на ковер» меня, оппонентов и председателя ученого совета. Состоялся второй акт спектакля, в котором я был проходной пешкой, окруженной сильными фигурами – слонами и королями научного мира. На заседание пришел академик Галашкин – последователь Форстера и член Президиума ВАК. Академик – университетская мумия, мнящая себя живее всех живых.
Мне дали выступить 10 минут, после чего начали задавать вопросы. Затем меня попросили выйти. Как потом выяснилось, Галашкин заявил присутствующим, что пропустит диссертацию только через свой труп. Мои оппоненты (один – доктор физико-математических наук, другой – биологических) и председатель совета пытались его разубедить. Большинство членов совета ВАКа тоже были на моей стороне. Но Галашкин уперся. Создалась патовая ситуация, и решение было отложено.
«Ход конем» Галашкина
В молодости, в середине 50-х годов, Галашкин был рядовым научным сотрудником Физического института. Прочитав первые работы Форстера о возможности «перескока» энергии на 100 ангстрем, Галашкин опубликовал сходную статью. Все ученые страстно хотят быть первыми. Форстер был первым. Кто хоть раз был первым, тот уже никогда не захочет стать вторым. Галашкину же пришлось стать вторым.
Теория без практики – как паровоз без колес: пыхтит, гудит, пускает пар, но с места не двигается. Форстер попытался подтвердить свою теорию путем измерения люминесценции в смеси двух красителей. На первый взгляд, это ему удалось. Галашкин тут же проделал опыт на похожих красителях и вроде бы тоже подтвердил свою модель. Когда к Форстеру пришла слава, ее отблеск пал и на Галашкина. Это позволило Галашкину быстро защитить докторскую, а впоследствии стать академиком.
Со временем накопились данные, не укладывающиеся в форстеровскую теорию. Теория – складное изложение нескладных фактов. Факт это зазнавшийся опыт. Теория – смешная попытка отобразить Вселенную с помощью трех десятков буквенных знаков и математических символов.
Оказалось, что те опыты, которые проделали Форстер и Галашкин, имеют совсем другое объяснение. Они предполагали, что молекулы красителей распределены в растворе равномерно, на расстоянии 100 ангстрем друг от друга. На самом же деле, как показали другие исследователи, красители находились в виде скоплений (агрегатов). Перенос энергии происходил как раз внутри таких скоплений. Авторы этих критических работ умерли, не дожив до признания своей правоты, а Форстер и Галашкин жили и плодили последователей. Общеизвестно, что доктрина считается доказанной, когда ее противники либо устали возражать, либо умерли.
Форстер и Галашкин не были врунами, ничего подобного. Это были серьезные исследователи. Просто они были столь увлечены идеей, что не слишком-то критически ее проверяли. С помощью энтузиазма доказать можно всё что угодно. Нужно заметить, что Форстер и Галашкин сделали много полезного в области люминесценции. Они были корифеи.