Не исключено, что Лизарев хотел, чтобы я наработал ему кусок для докторской. Когда его сотрудники сделали ему диссертацию по инфракрасной спектроскопии белков, Лизарев успешно защитился. Одну из слагающих успеха обеспечил ему Ю.А.Морозкин (приятель Биркштейна и Бубрецова). Общеизвестна формула успеха: энтузиазм плюс самоуверенность, плюс глупость. Всем этим Лизарев обладал в полной мере. Поскольку Морозкин был алкаш, то трезвеннику Лизареву пришлось нелегко: нужно было по дружбе выпить столько же водки, сколько мог Морозкин. Однажды после конференции, стараясь угодить будущему благодетелю, Лизарев налакался до состояния полной невменяемости. Хватаясь за стенки, падая и ползая по полу на карачках близ сидящего с бутылкой Морозкина, Лизарев бормотал: «Ты – Юра и я – Юра. Тебе – ура! И мне – ура!». А крепкий Морозкин, опрокидывая в себя очередную рюмку, философски отвечал: «Давай, тезка, проведем совместный опыт: возникает ли свечение организмов после приема трех бутылок? Опыт! Его не пропьешь».
Битва одуванчиков
Вообще-то по легкомыслию молодости я не собирался защищать кандидатскую. Мне казалось это бесполезной тратой времени (впрочем, так оно и есть). Я считал, что кандидат наук это всего лишь звание, претендующее на знание. Но Инга резонно заявила: «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан!». Я вышел на тропу защиты. Поскольку работал много, получал интересные результаты и публиковался даже за рубежом, то мне представлялось, что защита будет формальностью. Я не просто ошибся, но ошибся стратегически. Когда исходят из желаемого, то получают неожиданное. Я не учел того, что если ученому удается получить важные результаты, то он, как правило, начинает сильно бодаться с рецензентами и оппонентами.
На апробационном семинаре я изложил результаты работы. Суть состояла в том, что ЭВС способно передаваться от одной молекулы к другой только на малых расстояниях, соизмеримых с размерами самих молекул, около 10 ангстрем. Я в пух и прах раскритиковал теорию Форстера, говорящую о «перескоке» энергии на 50-100 ангстрем, а также показал те ошибки, которые были сделаны экспериментаторами, якобы подтвердившими эту теорию. В то время я еще не осознавал, что разрушить что-либо очень легко: всё равно как толкнуть камень с горы вниз; а вот создать что-либо – очень трудно: всё равно как затащить огромный камень наверх. Критик! Когда захочешь критиковать чужое, то сначала представь на секунду, что это твое.
В ходе прений Комаряк, заумный теоретик, голова которого была нафарширована сведениями из учебников как карманы школяра резиновой жвачкой, выразил о диссертации негативное мнение. Главное возражение заключалось в том, что вот, дескать, теория Форстера и ее подтверждения излагаются многими маститыми учеными в серьезных книжках, а тут какой-то молокосос пытается ниспровергнуть основы науки. Однако никаких конкретных замечаний Комаряк сделать не смог. «Большинство ученых приняли теорию Форстера, значит она верна!», – патетически воскликнул он. Я, в тон ему, заметил: «Ну да, по Вашему получается, что критерием истины служит количество людей, уверовавших в нее. Мнение толпы это мнение одного, которому поверили все. Если бы в науке всегда побеждало большинство, то оно до сих пор кроило бы головы меньшинству каменным топором». Комаряк позеленел. Забавно, но спустя сколько-то лет он на одной из конференций начал (вслед за другими) восхвалять доклад одного профессора из Томска, который подверг форстеровскую модель жесткой критике. Более того, Комаряк заявил, что всегда не доверял теории Форстера и неустанно выступал с противоположных позиций. В оправдание Комаряка можно привести поговорку, что тот, кто хвалится, что никогда не изменял своих взглядов, похож на осла, никогда не изменяющего своему упрямству.
После семинара мой руководитель Михаил Вадимович Волькин врезал мне по-отечески: «Викентий, Вы ведете себя как дурак! Вам нужно защищаться, а не нападать. Не будьте как козел, начавший бодать скалу и свернувший себе шею. Диссертация это квалификационная работа, а не заявка на открытие». Я ядовито возразил: «Получается, что диссертация и открытие не просто вещи разные, они – несовместные». Хотя я, конечно, уже был в курсе, что большинство диссертаций таковы, что если из них исключить оглавление, предисловие, введение, литобзор, заключение, благодарности и ссылки, то за содержательную часть можно было бы присуждать звание «кандидат ничегонесделавших наук». В науке так: умеешь смелость защитить – защищай, не умеешь – виляй хвостом, если есть.