Эликсир жизни

Я приехал в гостиницу «Международная», островок сытой западной роскоши в насквозь дефицитном СССР. Кэтрин, крупная полнокровная темноволосая молодка, похожая на какую-нибудь пышную Катьку с одесского привоза, встретила меня как родного. Она ослепительно улыбалась и быстро-быстро что-то говорила. Я едва улавливал, о чем речь, так как познания в английском были скудны. Катька усадила меня на огромный диван и села рядом, придвинув столик с яствами. Чего тут только не было! Черная икра, балык, ветчинка, сервелат, виноград… Не буду всего перечислять, а то читатель сглотнет слюну, закроет книгу и пойдет на кухню подкрепиться. Катька налила два фужера вина, белоснежно улыбнулась и предложила выпить за сотрудничество. Я сначала было стеснялся, а потом приналег и на вино, и на закуску. Тем временем американка спросила, готов ли я купить прибор. Я объявил, что готов, вот только не хватает каких-нибудь жалких 10 тысяч долларов. Своя в доску Катька тут же превратилась в строгую холодную неулыбчивую Кэтрин и четко отрубила: «Прибор стоит ровно 100 тысяч». Понимая, что упрашивать бесполезно, я мгновенно принял правильное решение и фыркнул: «А у приборчика-то Вашего есть два дефекта…». Кэтрин напряглась и отчеканила строго: «Наши приборы – самые лучшие в мире». Рискуя быть невежливым и с трудом подбирая английские слова, я заметил: «Во-первых, в приборе есть один блок, который изобрели наши советские ученые, а ваши только воспользовались. Во-вторых, прибор уже не новый. В-третьих, есть дефект монохроматоров. В-четвертых, нет компенсационного блока для измерений при высоком напряжении». Кэтрин воскликнула: «Никаких дефектов там нет и быть не может!». «Откуда Вам знать? Умеете работать на SLM? Разве Дима не говорил Вам об обнаруженных мной дефектах?», – хитро спросил я, понимая, что Кэтрин, ни фига не понимающая в оптике, умеет только очаровательно улыбаться и прибыльно торговать. Прибыльно торгует тот, у кого улыбка на устах.

Кэтрин набрала Димин телефон. Ее лицо в ходе разговора постепенно теряло свою розовощекость. Окончив беседу с Димой, Кэтрин пропела сладким голосом: «Викентий, я постараюсь что-нибудь для Вас сделать, а Вы с Димой, пожалуйста, не афишируйте негативную информацию о приборе». Она тут же позвонила в Америку папе, объяснила ситуацию и получила разрешение продать прибор за 90 тысяч.

Сразу после свидания с Кэтрин меня вызвал к себе в кабинет начальник 1-го отдела, ответственный в Институте за сохранение местных государственных тайн и прочих жутко секретных сведений. Он устроил мне втык по поводу несанкционированного контакта с американкой, да еще в «Международной», да к тому же тет-а-тет, да с выпивкой и закуской, да плюс с разговором о 90 тысячах долларов. Я понял, что он не зря получает свою зарплату. Мне не пришлось разыгрывать из себя перед ним наивного дурачка, ведь нарушил я инструкции не по умыслу, а по незнанию. Увидев мою неосведомленность, начальник смягчился и стал разъяснять что к чему. Я заверил его, что тайн не открывал, в шпионскую сеть не вовлекался, выпивши был умеренно и никаких 90 тысяч долларов из кармана американке не давал, поскольку живу на зарплату в 100 рублей. Он попенял мне за легкомыслие. Пообщавшись с директором и ученым секретарем, он благословил покупку прибора, а на меня махнул рукой и более не цеплялся.

SLM решено было установить в спектральном кабинете. Попервоначалу я был полным хозяином прибора; но вскоре заведующий кабинетом Ю.А.Лизарев и его зам В.М.Комаряк предприняли попытку оттеснить меня. Ни тот ни другой не умели работать на SLM, поскольку первый, будучи начальником, давно отвык работать, а второй был теоретиком, не знающим, с какого конца к SLM подойти и что куда совать. Как говорится, страус знает семь способов полета, но не пользуется ни одним.

Понимая ценность купленного прибора, Лизарев и Комаряк имели неуемное желание возглавить, руководить и стричь купоны. При этом всячески мешали, придираясь то к тому, что Никишин работает по выходным в их отсутствие, то к тому, что Никишин без их согласия изменяет конфигурацию блоков, то к тому, что Никишин приводит посторонних и чего-то им меряет без высочайшего разрешения. Конфликт с Лизаревым и Комаряком был длительным, но они ничего не могли сделать, поскольку директор и ученый секретарь были на моей стороне.