Эликсир жизни

Вечером Беляев подошел ко мне и устало произнес: «Кеша, спасибо за поддержку, но ты меня кастрировал». – «Ты о чем?» – «Об изъятии 7-й главы. Ведь в ней содержатся самые интересные результаты». – «Герундий, посмотри в бумажку, которую тебе дали в ученом совете, и включи мозги». Георгий прочел резолюцию вслух: «Рекомендовать к изданию, без 7-й главы» и вопросительно посмотрел на меня. Я пояснил: «Переставь параграфы, перекомпануй материал и сделай из семи глав формально шесть!». Он так и сделал. Книжку издали.

Как Гера ссорился

Гера думал, что вышедшая книга позволит ему защитить докторскую. Ничего подобного. Ему не дали возможность защитить даже кандидатскую. Хотя многие результаты были повторены коллегами и использовались в нескольких учреждениях Академии наук, за Беляевым в нашем Институте негласно закрепилась слава лжеученого. Этому немало способствовали слухи, распространяемые Кондрашкиной и другими, с кем Гера успел поссориться на почве научных разногласий или несходства характеров. Я подбадривал приятеля словами: «Клевету со стороны врагов воспринимай как комплименты». Он отвечал: «Нет ничего азартней, чем быть для врагов мишенью, в которую они никак не попадают».

Когда Кондрашкина выгнала Беляева из своей лаборатории, его приютил профессор Эйтис, у которого Гера самозабвенно проработал несколько лет. Однако когда дело дошло до того, чтобы публиковать материалы и подавать заявки на изобретения, у Беляева с Эйтисом повторилась та же ситуация, что у меня с Мырановым. Эйтис претендовал быть в соавторах, хотя всё это время Гера работал сам по себе, без какой-либо его реальной помощи. В отличие от меня, Гера не пошел на компромисс. Бескомпромиссность вызывает в людях два чувства: уважения и отчуждения. Компромисс – вынужденная победа над взаимным эгоизмом.

Эйтис с треском выгнал Беляева; при этом Геру перевели из младших научных сотрудников в старшие лаборанты. Это было не только понижение в должности, но и унижение. Три года Гере пришлось отработать лаборантом в кабинете микроскопии. В свободное время он продолжал заниматься своими смелыми изысканиями.

Как-то раз Беляев пришел ко мне и радостно сообщил: «Кеша, меня берут сотрудником в лабораторию биохимии!». «А что ты так радуешься?», – скептически спросил я. «Как – что?! – изумился Гера, – Во-первых, смогу там заниматься своей наукой. Во-вторых, там замечательный коллектив. В-третьих, у них очень толковый шеф, я с ним уже беседовал». – «Не уверен, что тебе там дадут заниматься своими делами. Шеф заставит пахать на него. Коллектив там сплоченный, но ты для них чужак; у тебя есть там только друг Ося. Что касается шефа, то ты его переоцениваешь. Он, конечно, не дурак и не бездельник, но трус и конформист; и у него очень хилое образование: в молодости учился в сельхозакадемии на ветеринара, а потом делал кандидатскую под руководством бестолковой Кондрашкиной». «Ну вот, вечно ты испортишь воздух, где тебя не просят!», – раздосадовано воскликнул Гера. «Ладно, не хочешь слушать – не слушай. Но я уверен, что через год-два тебя оттуда тоже выпрут». Я ошибся. Его вытурили через полгода; и понизили в должности до младшего техника.

Инициатором очередного изгнания несчастного Геры был его друг Ося. Узнав об этом, я пришел к Фишкину, и спросил: «Ося, ты чего там с Герундием не поделил?». Фишкин объяснил, что сначала всё было хорошо. Однако вскоре Гера начал придираться к тем данным, которые получали в лаборатории коллеги, а сам работал не вместе со всеми, а сам по себе. Возникли трения. «Последней каплей, – пояснил Ося, – было то, что микробы, полученные из митохондрий, Герундий после опытов выливал в раковину. Это ведь грубейшее нарушение всех правил безопасности!». «А ты не пробовал ему объяснить?», – спросил я. «Да разве он будет слушать! Ты ведь его знаешь: упрется как баран и делает свое».

Я пошел к Беляеву. Он выслушал и отрицательно замотал головой: «Неправда. Я выливал не микробы. Разрушал микробы щелочью и только потом выливал в раковину». – «А где гарантия, что все микробы разрушились?» – «Я контролировал это под микроскопом». – «Но ведь в окуляр видна всего сотня микробов, а их в препарате миллионы. Откуда уверенность, что разрушились все?» – «Я сканировал препарат и нигде не обнаруживал в щелочи ни одного целого микроба». – «Но ведь опасными для людей могут быть не только сами микробы, но и их остатки». – «Кеша, это не более, чем твое предположение. Это еще нужно доказать». – «Нет уж, извини, Герундий, доказать безопасность своих манипуляций для окружающих должен ты сам, а не кто-то». – «Если так рассуждать, то вообще наукой заниматься нельзя, так как всегда есть риск, пусть даже минимальный». – «Вообще-то говоря, так оно и есть. В развитии науки главное не достижения, а безопасность». Гера со мной не согласился.