Эликсиры дьявола

— Скоро у этого человека стали проявляться явные и несомненные признаки хронического помешательства. Несмотря, однако, на поразительное сходство с тобою, о котором я уже тебе говорил, — несмотря на то, что бедняга беспрерывно кричал: «Я — Медард, беглый монах и хочу покаяться вам!» — никто из нас не верил, что это ты. Очевидно, к нам явился посторонний человек, пункт помешательства которого состоит в том, что он считает себя монахом Медардом. Мы надели на пришельца капуцинскую рясу и свели его в церковь, где ему надлежало исполнять обыкновеннейшие обряды нашего устава. Там мы легко убедились, что хотя несчастный и старался подражать монахам, но, очевидно, не принадлежал ни к одной духовной конгрегации. Вполне естественно при таких обстоятельствах у меня возникло предположение, что незнакомец — не кто иной, как бежавший из резиденции монах и вместе с тем граф Викторин. Мне была известна история, которую рассказал сумасшедший лесничему, но, тем не менее, я нашел, что отдельные ее подробности — например, рассказ о том, как был найден и выпит эликсир сатаны, видения в темнице, — короче сказать, все пребывание в монастыре, могли быть плодом больного его воображения, порожденным воздействием на него твоей личности, которая и в самом деле способна оказывать на других сильное психическое влияние. Замечательно, что монах этот во время припадков болезни всегда называл себя графом. Я намеревался отправить пришельца в дом умалишенных при монастыре Св. Надежды, так как надеялся, что если для него возможно излечение, оно наверное удастся директору этого заведения, в высшей степени талантливому врачу, тщательно исследовавшему многоразличные отступления от нормальной психики. Выздоровление незнакомца могло бы хоть отчасти раскрыть таинственную игру неведомых сил. Это, однако, не удалось. На третью ночь после его прибытия к нам позвонили в колокол, которым, как ты знаешь, извещают меня всякий раз, если в больнице необходимо мое личное присутствие. Когда я пришел туда, мне сообщили, что незнакомец, у которого как будто настала минута просветления, настойчиво требует свидания со мною. Отец-надзиратель предупредил, что помешательство у больного, кажется, совершенно прошло. Он желает, вероятно, исповедаться, так как настолько слаб, что вряд ли переживет эту ночь. «Простите, — начал пришелец, когда я обратился к нему с благочестивыми увещеваниями, — простите, что я осмелился обманывать вас. Я не Медард и не беглый монах вашего монастыря. Вы видите перед собою графа Викторина. Собственно говоря, Викторин должен был бы считаться герцогом, так как он — отпрыск герцогского дома, и я советую вам принять это во внимание. В противном случае вас может постигнуть мой гнев».

— Если даже Викторин и герцог, — возразил я, — то в наших стенах это не имеет для него никакого значения. Мне кажется, что было бы лучше, если бы он в данную минуту, позабыв все земное, смиренно ожидал судьбы, предназначенной ему Всемогущим.

Пришелец странно смотрел на меня своими неподвижными глазами и, казалось, терял сознание. Больному дали подкрепляющих капель, после чего он оправился и проговорил: «Мне кажется, что я скоро умру и что мне надо перед смертью спасти свою душу. Вы имеете надо мною власть, потому что, как вы ни притворяйтесь, я все-таки прекрасно понимаю, что вы — святой Антоний и лучше всех знаете, какие бедствия причинил мне ваш эликсир. Я решил предстать в виде духовной особы, с окладистой бородой и в коричневой рясе, только ради выполнения поистине грандиозных замыслов. Когда я все хорошо обдумал и взвесил, из моей души выделились сокровеннейшие мои мысли и воплотились в самостоятельное телесное существо, которое, как это ни кажется ужасным с первого взгляда, все же было моим вторым «я». Оно обладало могучею силой и сбросило меня в глубокую пропасть как раз в то мгновенье, когда из вод, бурливших и шипевших между остриями черных скал, поднялась белоснежная принцесса. Она приняла меня в свои объятия и обмыла мои раны, так что я скоро перестал чувствовать боль. По какой-то странной случайности я сам обратился в настоящего монаха, но «я», возникшее из моих мыслей, было сильнее меня. Оно заставило меня умертвить не только спасшую меня принцессу, которую я так нежно любил, но и ее брата. Меня бросили в темницу. Вы сами знаете, святой Антоний, каким образом вы, после того как я выпил ваш проклятый эликсир, вывели меня оттуда на свободу. Лесной царь принял меня дурно, хотя и знал о моем высоком происхождении. «Я», порожденное моими мыслями, также появилось у него и соблазняло меня на разные гадости. Оно как будто хотело жить со мной в ладу, так как мы делали все сообща. Сперва все шло у нас хорошо. Однако мы вскоре поссорились друг с другом, когда вместе убежали от лесного царя, который хотел отрубить нам головы. Смешное «я» упорствовало в намерении питаться моими мыслями, поэтому я бросил его наземь, исколотил, как только мог, и отобрал от него одежду».