Елисейские Поля

— Я думаю, поздно, — нерешительно начала она. — Как же? Ведь через два часа в мэрию. И шафера…

Вера кивнула.

— Я тоже так думаю, — сказала она серьезно и спокойно. — Поздно. И довольно об этом.

Она тряхнула головой, короткие волосы запрыгали во все стороны.

— Поцелуй меня, мама. И давай одеваться…

Маленькие белые туфли, уверенно стоявшие на коврике, тонкие пальцы, крепко державшие свечу, и улыбка — все говорило: «Не неволей иду. Сама хотела и очень счастлива».

Пламя свечей… Голоса певчих… Высокие окна…

Сквозь белую фату, опускавшуюся на глаза, все казалось каким-то особенным, чуть-чуть волшебным, чуть-чуть смешным.

Шафер плотно надел Владимиру венец на голову, и Владимир похож на султана с табачной коробки. Люка на длинных, худых ногах совсем цапля, а голова с большим бантом в профиль заячья. Цаплезаяц или зайцецапля… Вера тихо засмеялась, закрыв лицо руками.

— Плачет, — удовлетворенно прошептала тетя Варя. — То-то. Даже и ее пробрало.

Вера рассеянно улыбалась из окна вагона, держа в руках подвенечный букет.

— Пиши каждый день, Верочка, — просила Екатерина Львовна.

— Веселись, — кричала Люка. — Пришли фруктов.

Екатерина Львовна тронула Владимира за рукав:

— Берегите ее, пожалуйста. Это смешно. Все матери так говорят — но Вера такая слабенькая.

Владимир поцеловал ее руку:

— Будьте спокойны.

Становилось скучно. Говорить больше было не о чем. Наконец поезд тронулся.

— Ура! — закричали шафера.

— Ура! — нестройно подхватили остальные и замахали платками.

Люка побежала за поездом.

— Люка, сумасшедшая. Под колеса попадешь, — кричала Вера.

Екатерина Львовна крестила уходящий поезд. Вера постояла еще немного у окна, размахивая платком. Но ничего уже не было видно.

— Вот мы и едем, — сказал Владимир.

Вера прошла в купе, сняла новое дорожное пальто, маленькую шляпу и села на диван. Владимир сел напротив нее и улыбнулся.

— Теперь ты моя жена.

«Этого он мог и не говорить, — подумала она, поправляя волосы. — Ну что? Что дальше?»

Она нетерпеливо и смущенно взглянула на него:

— Я с России не ездила в первом классе, — и погладила красный бархатный диван.

— Когда мы будем в Ницце?

— Завтра в три.

Он сидел напротив нее и разговаривал так спокойно и сдержанно, как простой знакомый. Он даже ни разу не поцеловал ее после венчания.

«Что же это такое? — тревожно думала она. — Что же это?»

— Тебе, наверное, понравится Ницца. Мы съездим в Монте-Карло поиграть в рулетку. Ты азартна?

— Я не знаю. Я никогда не играла.

— И в карты не играла?

— И в карты тоже не играла.

— Ну тогда, наверное, выиграешь. В первый раз всегда везет.

Они снова замолчали. Вагон слабо подпрыгивал. Колеса стучали.

— Ты, должно быть, устала, — сказал он и встал. — Тебе надо лечь, уже поздно.

Он расстелил плед. Вера увидела, что руки его дрожат. «Значит, он тоже волнуется, — подумала она с торжеством. — Не только я, он тоже».

— Я еще не хочу спать…

— Но поздно.

— Ну хорошо. — Она вытянулась на диване, подложила маленькую кожаную подушку под голову. — Спокойной ночи. Я уже сплю.

— Тебе так будет неудобно. Ты разденься. Я постою в коридоре.

Он вышел, закрыв за собою дверь.

Вера вскочила, быстро отперла новый чемодан, достала флакон духов и стала душить диван, плед и подушку. Потом сняла платье, надела халатик и дорожные мягкие туфли, перед зеркалом в стене попудрилась, накрасила губы, надушилась и повела носом. Кажется, перестаралась. Дышать нечем. От выпитого за обедом вина все еще шумело в голове. Она закрыла чемодан.

— Сейчас?.. Или еще до завтра ждать?.. Господи, как я влюблена, — вдруг вслух сказала она и тихо рассмеялась. — А он боится. Какой смешной.

Она притушила свет, легла, покрылась пледом. Кровь громко стучала в левом ухе.

— Я влюблена, влюблена, влюблена, и сейчас ко мне придет мой муж…

Она вытянула ноги. Что же так долго? Но он уже стучал в дверь.

— Ты легла? Можно?..

— Можно.

Он вошел, и, хотя было почти темно, она заметила, что он очень бледен.

— Что это так пахнет? — растерянно спросил он.

— Я разлила нечаянно духи.

— Надо открыть окно, а то задохнемся.

— Нет, нет, оставь, — испугалась она. — Это «Fol Arôme»[3]. От них ничего не будет.

— Как хочешь. Я о тебе беспокоюсь.

В теплом, надушенном, темном купе слабо мерцала синеватая лампочка. На подушке белело Верино лицо. Владимир осторожно пробрался к своему дивану и остановился.

Она видела, как он поднял руки, снял роговые очки. Стекла тускло блеснули, очки стукнулись о столик. Теперь у Владимира было совсем новое, доброе и растерянное лицо. Но Вере почему-то стало страшно.

— Вера, — тихо позвал он.

— Что? — еще тише ответила она.

Он подошел и сел рядом с ней.

— Спокойной ночи. — Она немного отодвинулась от него.

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— Какие сильные духи. Действительно сумасшедший запах.

Вера молчала.

— Ты моя жена, — сказал он снова.

«Слышала уже», — подумала она по привычке насмешливо и в ту же минуту почувствовала, что зубы ее стучат.

— Тебе удобно?..

Он поправил подушку и, наклонившись близко, посмотрел на нее близорукими, выпуклыми глазами.

Что же это такое?.. Как томительно…

Владимир поправил плед. Рука его легла на ее голое колено.