Елисейские Поля

— Дальше, дальше.

На улице холодно. Проезжают автомобили.

— Ну, куда же мы?

Они стоят на улице и смотрят друг на друга. Одэт смеется:

— Куда же мы?

— К сожалению… я… мы… — Кромуэль путается. — Мы никуда не можем ехать.

— Как? Почему?

Кромуэль не сразу отвечает, словно он что-то обдумывает.

— У меня нет денег, — говорит он тихо.

— Нет денег? — переспрашивает Николай. — Но…

— У меня нет денег, — повторяет Кромуэль. — Я сейчас истратил последние. Сегодня я заложил автомобиль, и больше взять негде. И теперь меня еще встретил Лесли.

Николай подходит к нему совсем близко:

— А твоя мать?

— Она не даст мне ни франка до Рождества.

— До Рождества? — Николай насмешливо свистит и разводит руками. — До Рождества.

Лиза кутается в шубку, прячет руки в широкие рукава. Она как будто не слышит, это ее не касается.

— Как холодно, — рассеянно говорит она.

Никто ей не отвечает. Они все еще стоят на тротуаре.

Николай поднимает воротник пальто.

— Что ж? Надо все-таки домой добраться. Надеюсь, ты нас довезешь?

Кромуэль кивает:

— Да-да. Конечно. — Он останавливает такси. — Нас пять человек. Я лучше сяду с шофером.

Андрей подталкивает его:

— Влезайте. Все поместимся.

Они ехали по темным пустынным улицам. Все молчали. Кромуэль смотрит на Лизу.

Сейчас, сейчас ее дом. Она не пригласит его. Даже пяти минут ему не осталось побыть возле нее. Даже пяти минут. Она не пригласит его к себе. Как бы холодно она ни сказала: «Может быть, вы зайдете?», даже если она приставит: «Уже поздно», он все-таки пойдет. Только бы еще раз войти в ее дом, в ее комнату. Увидеть ее глаза при свете, сесть рядом с ней на диван.

Она сидела, отвернувшись к окну. Шляпа из белых перышек соскользнула на пол. Кромуэль поднял ее и положил Лизе на колени. Она даже не повернула головы.

— Тебя тошнит? — спросила Одэт.

Лиза скривила губы:

— Мне отвратительно.

Такси остановилось. Лиза вышла первая. Лицо ее было бледно. Она протянула руку Кромуэлю:

— До свидания. Вы, наверно, поедете прямо домой. Мы все так устали. Спокойной ночи.

Одэт тоже простилась с Кромуэлем.

— Спасибо, — сказала она.

— За что? — растерялся он.

— За веселый вечер. — Одэт, улыбаясь, кивнула ему и побежала за Лизой.

Лиза уже поднималась по лестнице. Пола слишком длинной шубы волочилась по ступенькам. Ее светлые волосы тускло блестели. У нее был одновременно и несчастный, и царственный вид.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Андрей и Николай вошли в дом. Дверь хлопнула. Кромуэль остался один, отпустил такси. Лучше пойти пешком. Может не хватить денег.

Кромуэль стоял один посреди улицы. Что теперь делать? Ах да. Надо идти домой. Нельзя стоять ночью у чужого забора. Со шляпой в руках. Как нищий. Он надел шляпу. Надо идти домой. Ведь он знал, что все так будет. Разве не этого он ждал? И все-таки. Она даже не взглянула на него, будто его уже не было. Да, его уже нет. Он уже не существует. Раз он не может развлекать ее и ее друзей. Он шел по тихим, незнакомым улицам. Деревья в садах осторожно шумели. Небо понемногу светлело.

Он вспомнил, как в первый раз увидел Изольду. Какой он был счастливый, пока не знал ее. Какой счастливый, и не понимал.

Он вспомнил песок, и волны, и заход солнца. И вдруг ясно увидел девочку, утонувшую в тот день, ее черное мокрое трико, тонкие ноги и белое мертвое лицо с закрытыми глазами.

Ему стало жаль ее. В первый раз. Тогда от волнения, от страха за Изольду ему было некогда подумать о ней.

«Бедная, бедная».

У нее было такое милое, такое правдивое и спокойное лицо. Она бы не поступила так, как Изольда. Нет, она была другая.

От жалости его собственное горе вдруг на минуту побледнело. Но только на минуту.

— Изольда, — сказал он громко и заплакал.

«Что же это? — с отчаянием подумал он. — Плачу. Скоро мышей пугаться буду».

Он вытер глаза ладонью. Небо стало уже совсем светлое. Серые, легкие облака просвечивали розовым.

Кромуэль вздохнул, поднял голову и взглянул на небо. Мертвое, бледное, прозрачное лицо утонувшей девочки смотрело на него. Оно было тут, совсем близко. Оно светилось перед ним на рассветном, холодеющем парижском небе. Прозрачное, ясное, почти счастливое. От него веяло молчаливым утешением. Бледные губы улыбались ему, и от этой улыбки шло сияние.

Становилось все светлее. Облака таяли в рассветном небе. Лицо стало смутным, неясным. Уже нельзя было разглядеть ни закрытых глаз, ни тонких бровей. Все расплывалось. Осталась только одна улыбка. И вот даже улыбка исчезла. Но на розоватом небе, там, где было лицо мертвой девочки, еще долго дрожало какое-то легкое сияние.

4

Урок кончился. Лиза сняла черный передник. Рядом с ней Одэт, бледная, с кругами у глаз, укладывала книги в портфель. Лиза толкнула ее локтем:

— Ты что такая кислая?

— Скверно. Голова болит.

— На воздухе пройдет. И ты, как придешь домой, съешь соленый огурец.

— Огурец?

— Ну да. Коля всегда ест после кутежа. Сразу пройдет.

Подошла учительница и потрогала лоб Одэт:

— Нет ли у вас жара? Теперь эпидемия гриппа. Вы, наверно, опять играли без пальто. Вы такая неосторожная.

Лиза тихо рассмеялась.