– Это по моей просьбе, – как бы запоздало пояснил дядя. – Случилось несколько нападений на ремонтных рабочих. Чтобы решить проблему, обычным полицейским нарядам понадобилось бы прибегнуть к вооружениям, которые повредили бы саму систему канализации. Поскольку у Охотницы Рады стая из одиннадцати Гончих, я предположил, что она могла бы нести там дозор соло. Кроме того, она моя родственница, и я абсолютно уверен, что при необходимости она проявит должную сдержанность и не станет распространять слухи о происходящем в водостоке.
– Да-да, мы все наслышаны о вашей чудо-племяннице, – ответила Дрейф. Выражение ее лица и тон остались прежними, но в ее взгляде сквозила такая неприкрытая ненависть, что сомнений быть не могло: она жаждет чьей-нибудь крови. Например, моей. – Это ты их убила?! – внезапно выпалила она.
Вопрос прозвучал так резко, что я опешила, даже едва не поддалась панике. Я не ожидала прямого обвинения. Всякие намеки и недомолвки – да, это было предсказуемо, но никак не обвинение, брошенное в лицо.
– Нет, мэм, – сказала я и прикусила язык, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Первое правило на допросе: молчи, если не спрашивают. А второе: простой вопрос – простой ответ. Без лишних подробностей.
– Согласно нашим записям, сделанным при обнаружении тел, – произнес дядя, будто втолковывая что-то малолетнему несмышленышу, – смерть других Псаймонов наступила за шесть-двенадцать часов до того, как их нашли. Если вы возьмете на себя труд просмотреть весьма и весьма многочисленные записи, то убедитесь, что Элит-Охотница Рада в это время была где-то в других местах, нередко со свидетелями, которые могут это подтвердить.
Вот именно. И почему мне самой это в голову не пришло?!
– Всегда найдутся способы фальсифицировать записи, – огрызнулась Дрейф.
– Да что вы? Неужели? – оживился дядя. – Я был бы счастлив узнать подробности. А кроме того, я был бы счастлив узнать, откуда вам эти подробности известны. Бреши в системе безопасности – это, думаю, по моей части. Вы утаиваете информацию от префектуры? Это серьезное нарушение регламента, если не сказать – подсудное дело. – Дрейф буравила дядю свирепым взглядом, точно хотела просверлить его насквозь. – Вдобавок перед нами стоит вопрос о мотивах Элит-Охотницы Рады, – продолжил дядя. – Любой толковый сыщик скажет вам, что нужно изучить средства, затем возможности, подкрепить все это набором улик – и тогда мотивы преступления предстанут перед вами как на ладони. Вы ведь не станете обвинять первого встречного, у кого вроде бы имеются мотивы, не так ли? – Дядя усмехнулся. – Иначе вам пришлось бы то и дело хватать невиновных. Итак! Каков же мотив Охотницы? Она не знала этих Псаймонов лично. У нее нет претензий к псайкорпусу. Она определенно не стала бы бегать из штаба, чтобы убить пару-тройку незнакомцев забавы ради. Если она пожелает кого-то убить – в ее распоряжении множество пришлецов. – Дядя широко развел руками. – Дрейф, ваши обвинения притянуты за уши. Если вы и впрямь заняты поиском убийцы, а не чем-то еще, советую вам передать тела и все собранные вами улики мне, и пусть мои детективы делают то, за что получают жалованье. До того как вы отняли у нас все, мы успели прийти к одному-единственному выводу: ваши Псаймоны умерли от старости. И от разнообразных системных изъянов.
Псаймон словно забыла о моем существовании – теперь все ее внимание было приковано к дяде. Я, помнится, задавалась вопросом, кто же втягивает дядю в грязные политические игры – ну так вот он, ответ. Но оставался еще один вопрос: как далеко способна зайти Абигайл Дрейф?
– У нее могло и не быть мотива, – прорычала Дрейф. – Но у вас он определенно есть!
Я думала, дядя будет яростно оправдываться. Но он лишь довольно фыркнул:
– Дрейф, если вам известен способ убить человека, намеренно состарив его, сообщите мне – буду признателен за столь ценные сведения. Это во-первых. Во-вторых, если бы я задался целью подорвать позиции псайкорпуса, я мог бы сделать многое, но точно не стал бы убивать первых подвернувшихся мне Псаймонов. Я последний человек, который может быть в этом замешан. Если хотите знать, кто стоит за этими смертями, обратите взгляд на свои ряды. Ваше положение, как и положение любого руководителя высокого ранга, весьма зыбко. У вас в псайкорпусе наверняка найдутся те, кто готов ради власти пройти по трупам.
Внешне дядя оставался абсолютно невозмутимым, но я считывала его состояние. Очень уж нарочитой была его невозмутимость. Дядя жил на Горе; он изучал техники расслабления, и язык тела не выдавал его. Но я-то знала, что сейчас он идет по лезвию ножа и, стоит Дрейф почуять, что он блефует…
Псаймон все так же не сводила с дяди глаз. И вдруг она резко развернулась на каблуках и вышла, напоследок одарив меня убийственным взглядом. Один – ноль в пользу дяди. По крайней мере, в этом матче.
Когда дверь за Псаймоном закрылась, дядя указал мне на кресло. Я уселась, потому что ноги у меня уже подкашивались.
– Ты как? – спросил он.
– А что, совсем плохо выгляжу? – спросила я в ответ.