Элита

отступила на второй план, но знаю, что она никуда не делась.

Совсем глупо звучит?

—• Нет, почему же. Я понимаю, что усложняю тебе жизнь. Но все

равно рад, что у меня еще есть какие-то шансы. — Аспен обнял

меня, как будто мог удержать в объятиях навечно.

—

Я ничего не забыла!

—

У меня иногда возникает такое чувство, что мы с

Максоном участвуем в своей собственной версии Отбора.

Конкурсантов всего двое, только он и я. Один из нас в конечном

итоге получит тебя, и я не могу решить, кто в худшем положении.

Максон не в курсе, что мы состязаемся, так что он, возможно, не

старается в полную силу. С другой стороны, я вынужден

скрываться, поэтому не могу дать тебе всего, что дает он.

Наверное, борьбу нельзя назвать честной по отношению ни к

одному из нас.

—

Зря ты так думаешь.

—

Мер, я не знаю, как еще на это смотреть.

—

Давай не будем об этом, — вздохнула я.

—

Ладно. Тем более что разговоры о принце не до-

ставляют мне никакого удовольствия. Ну а все остальное, что тебя

заботит? Что происходит?

—

Тебе нравится быть солдатом? — спросила я, по-

ворачиваясь к нему лицом.

Он горячо кивнул и развязал узелок с едой.

—

Да, очень. Я думал, буду минуты считать до де-

мобилизации, но это оказалось просто потрясающе. — Он сунул в

рот кусочек хлеба и продолжил: — Ну, есть некоторые очевидные

моменты. Например, я всегда сыт. Им нужно, чтобы мы были

большими, так что еды вдоволь. Конечно, еще уколы делают, —

поправился он. — Но это можно пережить. Вдобавок мне платят.

Несмотря на то что я живу на всем готовом, еще и деньги за это

получаю. — Он на мгновение умолк и принялся крутить в пальцах

дольку апельсина. — Ты ведь знаешь, как приятно посылать домой

деньги.

212 --©о

Э ЛИ ТА

Я видела, что он думает о матери и шестерых братьях и сестрах. Он

заменил младшим детям отца. Наверное, от этого скучал по дому

еще больше, чем я.

Аспен между тем откашлялся и продолжил:

—

Но есть и другие вещи, про которые я никогда бы не

подумал, что они могут прийтись мне по вкусу. Мне нравится

армейская дисциплина и уклад. Приятно, что я приношу пользу. Я

чувствую... удовлетворение. Многие годы я маялся, пересчитывая

скот или прибираясь в чужих домах. Теперь у меня есть ощущение,

что я занимаюсь своим делом.

—

Значит, твой ответ «да»? Тебе нравится?

—

Целиком и полностью.

—

Но ты не любишь Максона. И я знаю, что ты не в

восторге от порядков в Иллеа. Мы с тобой говорили об этом дома.

А теперь еще вся эта история с беднягами с юга, исключенными из

своих каст. Ведь это тоже не дает тебе покоя.

—

Я считаю, что это жестоко, — кивнул он.

—

Как же тогда тебе может нравиться защищать все это?

Ты сражаешься с повстанцами, чтобы обеспечить безопасность

короля и Максона. Это ведь они всем заправляют. Так как же ты

можешь любить то, чем занимаешься?

Он с задумчивым видом снова принялся жевать.

—

Даже не знаю. Наверное, это прозвучит глупо, но... в

общем, как я уже сказал, у меня появилось ощущение

осмысленности моего существования. И увлеченности тем, что я

делаю, и способности как-то изменить свою жизнь. Может, Иллеа

и не идеальна. На самом деле она очень далека от идеала. Но у меня

есть... есть надежда, — закончил он. Мы оба затихли. — Мне

кажется, что жизнь налаживается, хотя, по правде говоря, я не

настолько хорошо знаком с нашей историей, чтобы это доказать. И

полагаю, что со временем станет еще лучше. Возможности для

этого есть. И потом, это глупо, но это моя страна. Я отдаю себе

отчет в том, что в ней не все гладко, но это не значит, что

анархисты могут вот так взять и захватить власть. Смешно звучит?

213

КИР А КА С С

Я жевала хлеб и размышляла о словах Аспена. Они напомнили мне

о тех временах, когда мы с ним сидели в домике на дереве и я

спрашивала его о разных вещах. Даже если не соглашалась с его

мнением, оно помогало мне лучше все понять. Впрочем, в этом

вопросе у меня не было с ним разногласий. Напротив, разговор

помог увидеть то, что, пожалуй, все это время было у меня в

сердце.

—

Нет, вовсе не смешно. Наоборот, вполне логично.

—

И как, это помогло тебе разобраться в своих мыслях?

—

Да.

—

Расскажешь?

—

Еще не время, — улыбнулась ему я.

Впрочем, Аспен был далеко не дурак, и, судя по его

печальному взгляду, не исключено, что он и сам уже обо всем

догадался.

—

Сложно все, да? — Он провел пальцами по моей руке,

потом покрутил браслет на запястье.

—

Ужасно.

—

Иногда у меня возникает чувство, будто наши жизни

так переплетены, что этот узел распутать невозможно.

—

Точно, — кивнула я. — Столько всего с тобой

связано. Без тебя чувствую себя потерянной.

Аспен притянул меня, провел ладонью по виску, потом по щеке:

—

Значит, нам просто не нужно его распутывать.

Он поцеловал меня очень бережно, будто боялся, что

излишний напор разрушит этот миг и все испортит. Может, и так.

Медленно опустив на подушки и не выпуская из объятий, он

принялся покрывать меня поцелуями. Его руки скользнули вниз,

повторяя очертания тела. Это ощущение было таким знакомым,

таким уютным.

Я запустила пальцы в его коротко стриженные волосы. Раньше, до

армии, они были длиннее, падали мне на лицо и щекотали, когда

мы целовались. Руки Аспена стали более мускулистыми и