Элита «Эмпайр-Хай»

Я прижала ее к себе, чтобы мы обе немного согрелись.

– Ты потрясающая, – сказала я.

– Знаю. Будем надеяться, что наша команда выступит так же хорошо, как и в прошлом году. Потому что я просто ненавижу игроков из средней школы Бернстайна!

Я не возражала, чтобы сменить тему разговора. Это был мой первый матч по случаю выпускного. И вообще первый школьный футбольный матч. И плевать на то, что я любила одного из игроков. То есть когда-то любила. Я все равно решила приложить все усилия, чтобы получить от матча удовольствие. Если Кеннеди улыбалась, то и я смогу.

Тем более я наконец-то смогла любоваться Мэттом и не переживать, что Изабелла начнет доставать меня. Или кто-нибудь еще что-то заподозрит. Я могла без стеснения разглядывать «Неприкасаемых». И теперь, полностью погрузившись в игру, они выглядели нереально крутыми. Мне казалось, что каждый свой пас Мейсон отправлял прямо в руки Мэтта.

– Давай, Мэтт! – крикнула я и вскочила, когда он устремился к зачетной зоне противников.

Мэтт повернул голову в мою сторону, как будто услышал меня. Возможно, это действительно так, потому что я готова была поклясться, что на мгновение наши взгляды встретились. И сразу после этого какой-то придурок из средней школы Бернстайна сбил его с ног. Я прижала ладонь ко рту.

– Хватит отвлекать их, – сказал Кеннеди и рывком усадила меня на место.

– С ним все в порядке? – Мне хотелось броситься на поле и убедиться, что Мэтт не пострадал. Но в глубине души упрекала себя за это. Ведь он никогда не проявлял ко мне заботу на людях.

– Конечно. Он привык сражаться за мяч. Смотри.

Мэтт уже вставал, поправляя футболку, надетую поверх защиты, а поднявшись, снова посмотрел на меня, и мой пульс ускорился. Он дотронулся указательным пальцем до кончика носа, и мое сердце растаяло от этого жеста. Ведь он использовал наш тайный сигнал.

Но затем Мэтт повернул голову и посмотрел на кого-то еще. Мое сердце забилось еще быстрее. На кого он смотрел? Имела ли я право ревновать его? Ведь сама всю последнюю неделю провела в объятиях Миллера. Но я все равно проследила за взглядом Мэтта.

И поняла, что он смотрел на свою мать. А миссис Колдуэлл не сводила взгляда с меня и улыбалась. Я тут же отвернулась. Я не знала, что это могло означать. Мэтт говорил, что она видела меня на похоронах дяди. Могла ли она сейчас узнать меня? Было ли ей известно, что я разбила сердце ее сыну? И почему в таком случае она улыбалась?

– Я очень надеюсь, что им удастся заработать сразу два очка, если они забьют гол в ворота, – сказала Кеннеди. – Только вот Прескотт ни фига не умеет забивать.

– Откуда ты так хорошо разбираешься в американском футболе? – спросила я, надеясь, что разговор поможет мне отвлечься и не думать о наблюдающей за мной миссис Колдуэлл. Но когда я снова взглянула краем глаза на маму Мэтта, то увидела, что та продолжила следить за игрой.

– Мы с папой смотрели матчи каждое воскресенье.

Я поджала губы. Мы не любим говорить о том, что потеряли. Но когда Кеннеди рассказывала мне что-то о своем отце, я чувствовала, как это еще сильнее сближало нас. Я была достаточно близка с Мэттом, Миллером и Феликсом. Но только Кеннеди знала, каково это – лишиться близкого человека. Постой. Но у Мэтта ведь умерла тетя. Однако я не хотела об этом думать. Так как не знала, было ли что-то из сказанного им правдой. Он был лжецом. Он просто играл со мной. Как я играла с Феликсом? Боже, мне казалось, что у меня сейчас взорвется голова.

Кеннеди вскочила и начала кричать, как сумасшедшая, когда наша команда забила гол. И я тоже закричала вместе с ней. По большей части, потому что кричать во всю глотку было так здорово. А может, потому что всеобщий восторг так легко заражал.

К перерыву счет был 19:7 в нашу пользу. Мы могли бы набрать и 21 очко, но Кеннеди была права. Прескотт совершенно не умел забивать. Он промазал. Трибуны быстро опустели.

– Куда все подевались? – спросила я.

– Наверное, пошли купить что-нибудь поесть. Или в туалет.

Я почувствовала себя глупо, потому что думала, все отправились на какое-нибудь странное собрание, чтобы встретиться с выпускниками школы. Но еда и туалет казались наиболее логичным вариантом.

– Ты не голодная?

– Нет. А ты?

Я покачала головой.

– Так что там у вас с Миллером? – спросила Кеннеди.

Я была рада, что стало довольно тихо, и нам больше не приходилось кричать.

– Это так очевидно?

Она улыбнулась.

– Нет. Я вообще-то пошутила, потому что это же его работа – не сводить с тебя глаз. – Она обернулась и помахала Миллеру рукой. – Зато теперь я кое-что узнала.

Я схватила ее за руку и развернула к себе.

– Он единственный в квартире Пруиттов, кто не ведет себя как монстр.

– А я думала, что ты немного поладила с Сатаной.

«Сатана» было новым прозвищем, которое Кеннеди дала мистеру Пруитту.

– Даже не знаю. Иногда он кажется милым. Иногда ведет себя грубо. Я вообще не знаю, что у него на уме. Но я все равно чувствую, что чужая им.

– А Миллеру ты не чужая?

– Нет. – Это слово прозвучало скорее как вопрос, чем утверждение.