Элита «Эмпайр-Хай»

Кеннеди рассмеялась и поплотнее запахнула свою тонкую демисезонную куртку. Я мысленно напомнила себе, что нужно отдать ей одну из моих новых курток.

– Он тебе никого не напоминает? – спросила она.

– Что?

– Бруклин, он же так похож на Мэтта, только выглядит немного старше.

– Не похож.

– Эм… еще как. Тот же Мэтт, только на пару лет взрослее и с каштановыми волосами.

Я оглянулась и посмотрела на Миллера. На его широкие плечи. На беззаботную улыбку. Мэтт больше уже не улыбался так. Я быстро отвернулась.

– Не вижу никакого сходства.

Но это было ложью. Я заметила это. Разве не поэтому я каждый вечер забиралась к нему в постель и позволяла обнимать себя?

На поле вышел оркестр марширующих музыкантов, и говорить стало сложнее. Но Кеннеди это не смутило.

– Я уверена, что Миллер играл в футбол, когда учился в школе, – сказала она.

Я покачала головой. Да, возможно, Миллер внешне немного походил на Мэтта. Но на этом сходство заканчивалось. Миллер был совсем другим. И свои мышцы он накачал не в спортзале, а работая грузчиком до того, как устроился к мистеру Пруитту. Он сам мне об этом рассказывал. Миллер не был самоуверенным. Он не обладал особыми привилегиями. Он был настоящим. Как и я.

– У вас все серьезно? – спросила Кеннеди.

Я пожала плечами.

– Он знает, что мне все еще нравится Мэтт.

– Ты по-прежнему любишь Мэтта после всего, что он сделал?

– Я этого не говорила.

– Да. Однако я вижу, что это так. Бруклин, он все это время скрывал отношения с тобой, так как не хотел, чтобы Джеймс узнал про его шашни с Рейчел. Он врал тебе. Он…

– Строго говоря, он не врал. Просто не сказал правду.

Кеннеди покачала головой.

– Без разницы.

– Сейчас ты прочтешь мне лекцию о том, что предупреждала меня по поводу «Неприкасаемых»? О том, что такие парни не станут связывать свою жизнь с девчонками вроде нас?

– Что? Нет. Никаких лекций. Я просто за тебя переживаю. Это так странно: сначала ты призналась в любви Феликсу, потом, в тот же день – Мэтту, а теперь, несколько дней спустя, уже встречаешься с Миллером? Я правда за тебя беспокоюсь.

Я прикусила нижнюю губу.

– Что с тобой творится? – спросила Кеннеди.

Я хотела ответить ей, что она знала меня ненамного лучше всех этих парней. Но это было бы неправдой. Кеннеди меня прекрасно знала. А вот я сама никак не могла разобраться в своих чувствах.

– Возможно, мне просто очень хочется, чтобы меня любили. Бескорыстно. А я знаю, что каждый из них увлекся мной не просто так. Но когда Миллер обнимает меня, временами я чувствую, что могу на кого-то положиться. Что я не совсем одна.

Кеннеди легонько пнула меня по ноге.

– Но у тебя же есть я! Я люблю тебя. И моя мама тебя любит.

– Только мне не разрешили жить с вами. Ты хотя бы представляешь, каково это – каждый день после школы возвращаться к Пруиттам? Жить на одном чертовом этаже с Изабеллой? Мне все время страшно. Я боюсь ее и ее маму. И мистера Пруитта я тоже боюсь. Я никому из них не доверяю. Иногда по утрам дверь в мою комнату оказывается открытой. А ты знаешь, что я всегда запираю ее? Клянусь, я ее запираю!

Кеннеди поджала губы.

– Я тебя не осуждаю. Просто мне тревожно за тебя. Если тебе все еще нравится Мэтт, ты должна ему об этом сказать. Или если тебе еще больше нравится Феликс… – Она вдруг замолчала. – Ты тоже должна ему сказать.

Я смерила ее долгим взглядом. Кеннеди просто не понимала, что я пережила. Да, она потеряла отца. Но у нее еще осталась мама. А еще она, как и я, потеряла дядю Джима. Мы обе любили его, но мне он был нужен намного больше. Он был всем, что у меня оставалось. А теперь я чувствовала себя изголодавшейся по любви. От одной только этой мысли мне становилось стыдно. Мне следовало извиниться перед Феликсом. Следовало извиниться перед Миллером. И даже перед Мэттом, но я все равно не стала бы этого делать, так как он сам должен был извиниться передо мной за более тяжкие проступки. Но самое ужасное заключалось в том, что я, кажется, по-своему любила каждого из них. Я совсем запуталась и не могла в себе разобраться. Мне просто нравились те чувства, которые я испытывала, находясь рядом с ними.

– Я поговорю с ними со всеми, – сказала я. – Как только выясню, кто из них нравится мне больше всего.

Она засмеялась.

– Мы обе знаем, что это Мэтт.

Я не стала с ней спорить. Мы действительно обе знали об этом. А еще мы обе знали, что Мэтт – засранец. И я не могла закрывать глаза на эту его черту. Все же остальное, что я о нем знала, оказалось ложью.

– Рано или поздно тебе все равно придется с ним поговорить, – сказала Кеннеди.

– Но я не хочу думать об этом сегодня. Сегодня праздник. И мы должны веселиться, правда?

Кеннеди засмеялась.

– Я уже веселюсь. Наслаждаюсь любимым видом спорта с моей лучше подругой. А еще все теперь знают, что у Капкейка крошечный членик. Что может быть лучше?

Я тоже засмеялась. Но все равно мне казалось, что сильный удар по яйцам сработал бы лучше, чем все эти слухи. Капкейк заслужил более тяжкого наказания за то, как с ней поступил.