Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Позже в своих воспоминаниях Блейк назвал самым тяжелым временем в своей жизни тот вечер, когда после допроса в Лондоне ему предъявили обвинения в работе на советскую разведку, и два следующих дня. По ходу допроса речь зашла, в частности, о том, почему важные документы «Интеллидженс сервис», относящиеся к Польше, доступ к которым был у весьма ограниченного круга лиц, в том числе у Блейка, попали в руки польской разведки. Блейку стало ясно, что в польской разведке у СИС есть свой осведомитель, причем на самом высоком уровне. Как выяснилось позже, это был один из ее руководителей, «который бежал в 1959 году в Америку и сообщил ЦРУ, что у русских есть два очень опасных шпиона в Англии: один в «Интеллидженс сервис», а другой где-то в военно-морском флоте». Это заявление в итоге привело к аресту сначала Лонсдейла и его группы, а через несколько месяцев и Блейка.

Он знал, какая серьезная опасность нависла над ним, но с матерью «приходилось вести себя так, будто все в порядке». Тем временем продолжались допросы. Джорджа обвиняли в том, что он советский агент, а он упрямо все отрицал.

А затем, как пишет Блейк, его оппоненты нащупали верный психологический ход:

«Мы знаем, что вы работали на Советы. И мы понимаем почему. Пока вы были в корейском плену, вас пытали и заставили признаться, что вы — сотрудник британской разведки. С тех пор вас шантажировали, и, не имея выбора, вы сотрудничали с ними».

— Когда они представили дело подобным образом, случилось нечто такое, что большинству людей может показаться противоречащим элементарному здравому смыслу и инстинкту самосохранения. Я бы назвал это внутренней реакцией, — продолжает Блейк. — Внезапно я почувствовал, как во мне вскипает возмущение, мне захотелось объяснить им, что я действовал по убеждению, веря в коммунизм, а не из-за пыток или денег. Это чувство было столь сильно, что я, не подумав, выпалил: «Нет, никто меня не пытал! Нет, никто меня не шантажировал! Я сам, по собственному решению пришел к русским и предложил им свои услуги!»

Эта внутренняя реакция была лишь вспышкой, но оказалась полным признанием. Сознавшись перед допрашивающими — уверен, столь же неожиданно для них, как и для себя, — что являюсь советским агентом, я стал объяснять подлинные причины, толкнувшие меня на это. Пораженные, они молча слушали меня, но их уважительное отношение ко мне не изменилось, и они не задали ни одного вопроса, ни тогда, ни после, относительно того, действовал ли я по каким-либо иным мотивам, кроме идеологических. Ни тогда, ни после они не предлагали мне помочь избежать наказания в обмен на то, что я мог им сообщить.

Потом был суд — самый сенсационный процесс в послевоенной истории Великобритании. В тот день, 3 мая 1961 года, английские газеты вышли с огромными «шапками», посвященными процессу в Олд Бэйли: «Чемпион шпионажа перед судом», «Козырный туз Сикрет Сервис на скамье подсудимых», «Ведущий сотрудник разведки перед судом в Олд Бэйли».

Прокурор пытается доказать, что подсудимый «изменил своей родине из низменных побуждений», свою речь он заканчивает так:

— Деятельность обвиняемого Блейка нанесла Великобритании неисчислимый вред. Надеюсь, мне хотя бы частично удалось дать представление о масштабах причиненного им ущерба. На протяжении многих лет Блейк срывал планы британского правительства. Это дело исключительное в своем роде, в истории нашего государства — единственное. Верю, что таким же исключительным будет и приговор, который вынесет суд. Обвиняемый не заслуживает ни жалости, ни снисхождения. В своей деятельности он не знал этих качеств. С нашей политической системой он боролся безжалостно. Надеюсь, наказание будет отвечать мере его вины.

По закону о государственной тайне, принятому парламентом Великобритании, максимальное наказание за нарушение предусматривает 14 лет. Но «подобный приговор сочли бы слишком мягким, особенно американцы, поднявшие шум и жаждавшие крови». Как же накинуть срок? Британские крючкотворцы вспомнили один из процессов XIX века, когда судья «вынес отдельные приговоры по каждому обвинению касательно одного и того же преступления». Так и Блейку предъявили пять обвинений, разделив годы, когда он передавал информацию советской разведке, «на пять периодов в соответствии с различными постами», которые он занимал в это время, «и для каждого периода заготовили отдельное обвинение».

— По каждому обвинению я получил полных 14 лет, три срока из пяти должны были протекать последовательно, а два — параллельно, что и составило 42 года.

— Когда вас английский суд приговорил к 42 годам заключения, вы верили, что дождетесь освобождения?

— Услышав о 42 годах тюрьмы, я улыбнулся. Этот срок казался таким невероятным, за эти годы столько могло произойти, что я считал его просто нереальным. Если бы меня приговорили к 14–15 годам, это произвело бы на меня большее впечатление, чем 42 года. И, конечно, такой длительный срок — самый лучший стимул, чтобы…