Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

— Так я пришел к мысли, что надо помогать Советскому Союзу в его великой цели, а не мешать. Потому что это дело огромной важности для всего человечества, а не только для Советского Союза.

Так говорил Джордж Блейк в нашем долгом разговоре, и я дословно передаю его слова, нравятся они кому-нибудь в постсоветской России или нет. Этот человек, рискуя своей жизнью, служил Советскому Союзу, напомню, не ради денег. Есть нечто в этом мире, что дороже золотого тельца. Но послушаем Блейка дальше…

— Вот это основная мысль. Это было, конечно, очень трудное решение, можете себе представить. Есть страна, в которой ты живешь, есть родные, которые будут страдать. Но в конце концов я решил, что общие интересы выше национальных и личных и в конечном счете это благо и для национальных интересов. Вот так я и пришел к убеждению установить контакт с советской стороной.

Это было в 1953 году, тогда я стал практически работать на Советский Союз.

— После войны в Корее?

— Да. Я был там в командировке, мне очень понравилась эта страна, народ. Как много перенесли они во время войны, о которой, к сожалению, так мало сейчас знают… Все, что я вам сейчас рассказал, выкристаллизовалось во время корейской войны. Я видел, как американские бомбардировщики буквально стирали с лица земли корейские деревни, города. Разрушений там было гораздо больше, чем во время Второй мировой войны в Германии. Как западный человек я чувствовал и свою вину — и это чувство разделяли многие из тех, кто был рядом со мной, — вину за то, что такая могучая техника используется против мирного человека. «Летающие крепости» против фанз. Люди рыли ямы, пещеры, жутко было видеть их страдания. И я спрашивал себя: что нам нужно в этой стране? На чьей стороне я должен сражаться?

Блейк не раз возвращался к мотивам своего выбора. Судя по всему, для него это имеет принципиальное значение. Когда его уличили в шпионаже в пользу СССР, появилось множество версий, почему он пошел на службу Советам. Самая правдоподобная в глазах его противников выглядела так. Мол, после побега из корейского лагеря его запугали расстрелом и он, признавшись, что работает в разведке, предложил свои услуги Советам… Дальше — обычный шантаж. Понятная для обыденного сознания версия выглядит бесчестной по отношению к Блейку. Он — человек другой морали, он не из тех, кого можно запугать или купить. Его выбор продиктован убеждениями. Давление обстоятельств, о которых говорили на допросах коллеги Блейка, давая ему шанс спасти себя, здесь ни при чем.

Раздумывая в корейском плену над своим будущим, он видел три возможных пути.

— Во-первых, я мог попросить разрешения остаться в Северной Корее после войны и помочь восстановлению страны. Во-вторых, я мог возвратиться в Англию, уйти со службы, вступить в компартию и, например, продавать «Дейли уоркер» или делать любую другую пропагандистскую работу. И в-третьих, я мог использовать свое положение в СИС, чтобы передавать СССР проходящую через меня информацию о разведоперациях против Советского Союза, стран социалистического блока и мирового коммунистического движения, и тем самым срывать планы СИС и шпионских организаций других западных стран.

Первый путь я отверг практически сразу — я не обладал достаточными умениями, и мой вклад в восстановление Северной Кореи мог быть лишь очень небольшим, в реальности я стал бы не помощником, а обузой и предметом беспокойства. Я долго взвешивал сравнительные достоинства двух оставшихся вариантов. Без сомнения, отставка и открытое участие в коммунистическом движении были гораздо более почетными и в то же время несравненно менее опасными. Человек, с поднятым забралом отстаивающий свои убеждения, более привлекателен и достоин уважения, чем тот, кто действует тайно в чужом обличье. Если возможно, такой путь всегда предпочтительнее. Но я не мог не видеть, что польза, которую я способен принести, была бы гораздо большей, выбери я третий вариант. Так после изнурительной внутренней борьбы я сделал выбор. Это было нелегкое решение, принятое в тяжелейших, можно сказать, исключительных, обстоятельствах. Шла ожесточенная война, а жестокие времена диктуют суровые и неординарные поступки. Возможно, если бы я перебирал варианты, ведя размеренную жизнь в тихой лондонской квартире, вывод был бы другим. Кто знает?

Итак, я сделал выбор, прекрасно отдавая себе отчет во всех последствиях. Я понимал, что предаю оказанное мне доверие. Понимал, что предаю друзей и коллег по службе, предаю страну, которой присягал на верность. Я все взвесил и пришел к выводу, что могу взять на себя эту вину, как бы она ни была тяжела. Иметь возможность помочь такому делу и упустить ее я считал еще худшим преступлением.

На первой же встрече с представителем советской разведки, естественно, тщательно законспирированной, Блейк объяснил, почему решил предложить свои услуги советским властям. И выдвинул условия, на которых мог работать. Они были таковы: