Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

Он переживал. Надо было кормить семью — дочку Эвелину, жену Елену. Несколько месяцев, а по другим данным, чуть не полтора года без работы. Фишер пишет письмо в ЦК, что по тем временам было смелостью невероятной: могли бы добавить к увольнению и тюрьму, да и что похуже — тут уж как бы обернулось. Но «повезло». Дело не пересмотрели, зато дали устроиться сначала старшим инженером на авиационном заводе, а потом даже давали подрабатывать переводами во Всесоюзной торговой палате.

В сентябре 1941-го Сталин, уже успевший казнить наркома Ежова, принял еще одно важное решение. Немцы стояли под Москвой, и он приказал срочно уничтожить еще не расстрелянных чекистов, разбросанных по лагерям. А некоторых, по представлению, кто полагает Лаврентия Берии, а кто и Павла Судоплатова, не только отпустили, но и вернули в органы. Среди горстки счастливчиков — будущий Герой Советского Союза Дмитрий Медведев, мирно живший в отставке на даче «по состоянию здоровья», Яков Серебрянский, доставленный на Лубянку прямо из лагеря, Вильям Фишер, в совершенстве владевший немецким…

Но вот так ли уж хотелось Фишеру обратно в органы? И здесь, никого не обижая, приведу одно свидетельство, которое в свое время услышал от людей, Вильяму Генриховичу близких. Свою работу на заводе Фишер вспоминал как едва ли не самый спокойный период жизни. Он наконец-то трудился под своим именем и обходился без явок, паролей и наружек. Но в сентябре 1941-го Вильям Генрихович снова появился в здании на Лубянке. Простили. Стремился ли он обратно в ЧК? Когда-то, в 1927-м, он взялся за рискованное дело и считал, что бросить такую работу, отказаться, даже после того, как его оскорбили, унизили, будет нечестно перед собственной совестью. И Вильям Фишер вернулся.

А чтобы покончить с темой увольнений и возвращений, забегу немного вперед. После вызволения из американской тюрьмы Фишер некоторое время работал в отделе Первого главного управления, название которого до сих пор упоминать не рекомендуется. Однажды, как рассказывал мне старинный, еще с военных лет друг Фишера, «Вилли вызвали в кадры. Конец 60-х. А говорили с ним будто с мальчиком-лейтенантом. Какой-то кадровик, даже не начальник отдела, сообщил о предстоящей отставке. Неужели не могли пригласить хотя бы к начальнику, поблагодарить…».

И это о человеке, после ареста которого директор ЦРУ Аллен Даллес писал: «Я бы хотел, чтобы мы имели таких трех-четырех человек, как Абель, в Москве». Вторил ему и директор Федерального бюро расследований США Эдгар Гувер: «Упорная охота за мастером шпионажа полковником Рудольфом Ивановичем Абелем является одним из самых замечательных дел в нашем активе».

Я долго беседовал с полковником, ныне, увы, покойным, Дмитрием Петровичем Тарасовым. Он занимался обменом Вильяма Генриховича на Пауэрса, в его отделе Фишер трудился после возвращения из США. Спросил, почему не присвоили подчиненному звание Героя Советского Союза. Оказалось, тогда «разведчикам Героев не присваивали. Медаль, памятный знак — и то давали сложно».

— Имя Абеля превратилось в легенду, однако Абель так и остался полковником, — не унимался я, бередя душу Тарасову, перенесшему несколько инфарктов и относившемуся к Фишеру с явной симпатией.

Насупившись, уйдя в себя, Дмитрий Петрович долго молчал. Потом выдохнул, словно выдавая военную тайну:

— Было представление на генерала перед его болезнью. Не успели. К несчастью.

В сентябре 1941-го Фишер вновь приступил к оперативной работе.

Существует интересная версия о заброске Фишера в тыл к фашистам. Ее автор не кто-нибудь, а близкий друг Фишера и тоже разведчик-нелегал Конон Молодый, действовавший в Северной Америке под именем Бена — Гордона Лонсдейла. Если верить его воспоминаниям, юный тогда Молодый, заброшенный в немецкий тыл, был арестован и доставлен на допрос. В допрашивавшем его офицере-фашисте Конон узнал Вильяма Генриховича Фишера. Тот не стал долго мучить пойманного советского парашютиста. Чуть не пинками до блеска начищенных, как и полагалось, сапог выпихнул опешившего Молодого из комнаты, а на крыльце еще раз добавил по мягкому месту, и очень крепко.

Правда или мистификация, которые столь любил Молодый? Думаю, что это все же вольный полет фантазии. Известно, что во время войны Вильям Фишер служил в Четвертом управлении НКВД-НКГБ СССР, начальником которого был Павел Судоплатов. Павел Анатольевич — человек и талантливый, и безжалостный — руководил не только партизанскими и разведывательно-диверсионными операциями в тылу врага, но и направлял всю работу агентурной сети на территории рейха и его союзников. Так что записки, скорее литературные, чем оперативные,

Молодого выглядели бы вполне правдоподобно, если бы не опровергались в середине 90-х некоторыми работниками одного из управлений Службы внешней разведки (СВР) России. Доводы звучали убедительно. Фишер обучал молодых разведчиков, агентов диверсионному делу, быстро натаскивал начинающих радистов, допрашивал немецких пленных. Тех, в ком еще теплилась совесть, перевербовывал. Но за линию фронта не забрасывался.