Читаем Элитология Платона полностью

3. Феаг». В первую очередь «Феаг» интересен как наивная попытка разобраться в «даймоническом» феномене Сократа как основе его философии идей и философии жизни. Отметим то, что здесь сократовский «даймоний» оказывается активной силой, обращенной на внешний мир, избирающей для своего воздействия единомышленников Сократа и наделяющей их особенной силой философствования (128d-131a).

4. «Алкивиад II». В диалоге речь идет о правильной молитве. Оказывается, что молитва имеет смысл только тогда, когда имеется правильное знание о том, о чем люди просят богов. Можно просить о дурном, но тогда это не есть молитва. Значит, молитва возможна только в условиях стремления к мудрости и добродетели. А если человек всерьез не знает, где добро, а где зло, то тогда лучше будет ему не молиться, а просто молчать и проявлять сдержанность. Сначала нужно заниматься очищением души от господствующего в ней мрака, далее на основании этого делать выводы о добре и зле, а уже потом молиться о насаждении добра и об отвращении зла (149d-151e).

5. «Менексен». В этом диалоге Платон впервые касается проблемы политической аристократии: «Само наше государственное устройство и тогда было и ныне является аристократией... правление лучших с одобрения народа...» (238c-239a).

6. «Евтидем». Диалог посвящен критике софистической «мудрости» и ее методов. Однако оставляя в стороне эту тему, заинтересуемся той характеристикой, которую Сократ дает своему молодому приятелю Исократу: как бы предвидя будущую славу своего молодого друга, Сократ говорит, что тот не только превзойдет всех в речах, но «божественный порыв» увлечет его к большему, ибо у него благородный душевный склад и в нем «природой заложена какая-то любовь к мудрости» (278c-280a). Перед нами фактически первый конспективный набросок платоновской теории элитарного сознания, которую он будет развивать в дальнейшем в своих более зрелых произведениях.

7. «Гиппий меньший». Здесь Сократ устами Платона предлагает известному афинскому софисту и ритору Гиппию сравнить Ахилла и Одиссея и показать, кто из них лучше и превосходит другого в обладании достоинства (369a-372a). Попутно затрагивается вопрос о природе мудрости и выясняется, что единственным достоинством скромного Сократа является умение правильно расспрашивать прославленных мудрецов. В заключении собеседники приходят к выводу, что все они (а «они» — это элита Афин) желали бы иметь как можно более совершенное сознание («самую лучшую душу»). Мудрая или более способная к справедливости душа обладает тем самым знанием, которое и делает ее достойной. Таким образом, достоинство выступает здесь одной из характеристик элитарного сознания (375d-e).

8. «Алкивиад I». В «Алкивиаде I» беседуют между собой лица, уже известные нам из «Алкивиада II», — Сократ и юный Алкивиад. Последний полон честолюбивых замыслов и жаждет власти. Как всегда, Сократ заставляет собеседника признать, что тот не имеет понятия о справедливости, т.е. невежествен. Прежде чем управлять другими, надо научиться управлять собой и, значит, познать свою душу, в которой отражается божественный образ; иными словами, следуя изречению дельфийского оракула, познать самого себя. Убедительность речей Сократа приводит Алкивиада к мысли о необходимости овладения этим высоким знанием под руководством Сократа.

9. «Лахет». В диалоге речь идет о воспитании в молодом поколении мужества, которое есть часть добродетели вообще, без которой не может осуществиться никакого воспитания. По определению Сократа, мужество есть благоразумная твердость. Так как речь идет о воспитании, сыновей достойных афинских граждан, то и само такое воспитание приобретает формы элитопедагогической теории, развитой Платоном в последующих его диалогах (191d-193a).

10 .»Евтифрон». Академик анализирует одну из антропоэлитологических категорий своего, да и нашего тоже, времени — категорию «благочестия» или «святости». Автор как бы сталкивает два мнения о благочестии — внешнее (мнение «мно-гих», толпы) и внутреннее (мнение одного, того, кто Дельфийским оракулом был назван мудрейшим из людей — Сократа). Параллельно Платон подымает здесь (так же как и в «Гиппии меньшем») проблему псевдоэлитности. Он критикует Евтифрона, имя которого означает «обладающий прямым умом» или прямодушный», «правильно мыслящий» за то, что он без должного на то основания считает себя особым человеком: Знание божественного закона (благочестия по Евтифрону) и отличает якобы его от большинства неосведомленных о «подобных вещах» людей (5a).

11. «Лисид» или «Лисий». Диалог рассматривает проблемы антропологической элитологии. Платон объявляет полезным и достойным человеком того, кто обладает наибольшим знанием («более сведущий»). Главными ступенями восхождения к добродетели являются такие категории, как любовь, дружба, мужество, рассудительность, т.е. умение очищать от ложных мнений искомую истину. В диалоге вновь присутствует антропологическая противопоставление мудрости и невежества (211a; 217d-e).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары