Элитология Платона

Во вступлении к этой главе хотелось бы сказать несколько слов по поводу того, что в дальнейшем автором будет пониматься под вводимым им здесь термином «элитопедагогика».

По нашему мнению, всякое воспитание есть объяснение шкалы ценностей между добром и злом. «Шкала ценностей» (иерархия знаний) есть «лестница Иакова»[323] — т.е. этика духовного совершенства. Элитопедагогика является поэтому путем духовного совершенствования человека, механизмом становления высокопродуктивной персонализации.

Под педагогикой мы будем далее понимать не ее традиционное и довольно-таки чуждое для нас «обыденное» значение, а «самоделание человека», его духовный рост, самообразование, как самовоспитание и, в конечном итоге, самосовершенство. В этом смысле монашеская аскетика, как философская практика, будет являться как раз именно такой педагогикой, — педагогикой нравственного и духовного совершенства. Очень близка к этому была позиция Сократа. Будучи уже в тюрьме, Сократ вспоминал, что в молодости с величайшим рвением принялся за книги Анаксагора, чтобы «поскорее их прочесть и поскорее узнать, что же всего лучше и что хуже» (Апология Сократа.26с-27е). Эти книги, как он надеялся, откроют ему порядок вещей, шкалу человеческих ценностей и первопричину бытия. Такой первопричиной, учил Анаксагор, служит ум (Нус). Все мы, продолжает далее эту мысль Аристотель, стремимся к расширению своего сознания. Первичным оказывается не воспитание, а самовоспитание, которое выражается в качественном, продуктивно расширяющемся сознании субъекта, посредством получения и синтеза новых значимых для индивида знаний, в познании окружающего.

Как утверждал Р.Декарт, верно направить свой разум можно через чтение хороших книг, т.е. беседой с их авторами — наиболее достойными людьми прошлых веков, беседой, в которой авторы раскрывают лучшие из своих мыслей.[324] Следовательно, наилучшими педагогами являются книги, а точнее персонифицированные умы великих людей. Поэтому элитопедагогика занимается изучением генезиса гениальной личности, т.е. процессом ее самовоспитания.

Уже пифагорейцы поняли, что без специального воспитания человеку нельзя заниматься философией. И они создали такое элитарное учебное заведение — создали свой знаменитый Орден, через структуру которого довелось пройти и юному Платону (Диоген Лаэртский.III,6). Но еще раньше в самих Афинах, еще задолго до создания своей Академии, Платон встретился с понятием, которое отражало суть такого элитарного образования — еще у себя на родине будущий академик прошел через калокагатийное образование, которое и определило всю его дальнейшую элитопедагогику.

«Калокагатия». Идеал совершенного человека издавна воспевался древнегреческими поэтами и писателями. Еще поэтесса Сапфо (VII в. до н.э.) писала: «Кто прекрасен (calos) – одно лишь нам радует зрение; кто же хорош (agathos) — сам собой и прекрасным покажется», подразумевая силу внутренней, духовной красоты человека, без которой внешняя телесная красота бессмысленна и бессодержательна. Гармония внешнего и внутреннего не означала скучного однообразия прописных добродетелей. Наоборот, разные и как будто противоречащие друг другу свойства характера или интересы человека только и создавали истинную гармонию. Недаром Гераклит писал, что «скрытая гармония сильнее явной», а «расходящееся сходится, и из различных типов образуется прекраснейшая гармония, и все возникает через борьбу». В борьбе чувств и страстей, привязанностей и пристрастий вырабатывался в конце концов тот мудро уравновешенный человек, что заслужил, по словам поэта Симонида Кеосского, название tetragonos («четырехугольного»), у которого равномерно развиты все способности. Единодушное утверждение гармонического человека выразил и Фалес, сказав: «Мера — наилучшее». Добиться этой великолепной соразмерности можно только усердным воспитанием и закалкой, ибо, по словам одного из легендарных семи мудрецов, Питтака, «благородным (esthlos) быть нелегко» (Диоген Лаэртский.I,76).

Граждане Афин, города, славного своими демократическими традициями, ценили калокагатию, доступную каждому свободнорожденному человеку, и видели ее образец в Солоне, Перикле или Софокле, который писал трагедии, выступал в театре, пел, танцевал, был хорошим музыкантом и даже (правда, не очень удачливым) военачальником, стратегом. Более того, «калагатия» становится даже самоназвание афинской аристократии,[325] что заставляет нас считать эту систему образования уже элитарной, т.е. особо популярной среди афинской знати. Она могла быть доступна и для представителей демоса, но речь, очевидно, шла о полном прохождении «программы» калагатийного образования, которое могло быть доступно уже немногим.