Элиза и ее монстры

Снова пожимаю плечами. Они ждут, чтобы я сказала что-нибудь, но что я могу? Я должна сердиться? Простить? Но родители никогда так не извинялись передо мной. Они никогда не допускали столь ужасной промашки. И какая-то часть меня представить не могла, что такое в принципе возможно.

Мама начинает плакать всерьез. Она встает и выходит через другую дверь в коридор, ведущий в их кабинет. Черч идет за ней.

Спустя какое-то время я спасаюсь у себя наверху. Ложусь на кровать, свернувшись калачиком. По телевизору идут «Собачьи дни», звук выключен, и чувствую я себя совершенно очнувшейся. Как будто все детали проявились четче, чем прежде. Голова у меня не кружится.

Спустя десять минут Салли стучит в дверь и просовывает внутрь комнаты свою немытую голову.

– Ты в порядке?

– А я и понятия не имела, что вам столько известно о «Море чудовищ», – говорю я.

Он дергает плечом:

– Нам хотелось знать, чем ты все время занята. Ты ведь наша старшая сестра, верно? Но ты словно живешь… в другом мире. Это странно. – Он снова поводит плечами. – Мы читаем комикс. Я и Черч. И все наши друзья тоже, но мы никогда не рассказывали им, кто ты такая, потому что подозревали, что может случиться нечто подобное. Это действительно прикольно. Не то, что произошло, а то, что ты сделала. Глядя, как мама и папа ведут себя с тобой, я понимал: до них не доходит, как важна твоя работа.

– О-о. – И все это время я считала, что они ненавидят меня. – Я просто… спасибо. Сама бы я, наверно, ничего им не сказала.

Салли чешет затылок:

– Мама с папой слишком старые, чтобы что-то понять. Когда они были моложе, у них не было даже мобильников. И гуглеж вряд ли бы им помог. – Теперь он трет свой нос. – Ну, в любом случае, если тебе нужно, например, поговорить с кем-то, ты знаешь, где найти нас с Черчем.

– Это… Это здорово, в самом деле здорово. – Голос у меня тихий и тонкий, но лицо Салли оживает. После небольшого колебания он проскальзывает в комнату, закрывает дверь и садится, поджав ноги, на другой конец кровати.

– Спасибо, – говорю я.

Салли впервые на моей памяти улыбается мне.

Глава 35

Рано утром во вторник, когда родители и Салли с Черчем еще крепко спят, я сажусь в машину и еду к Уэллхаусскому повороту.

В столь раннее время на дороге нет машин, так что я паркуюсь на обочине, иду по мосту и смотрю вниз на ровное большое пространство травы около черной реки. Мир освещен лунным светом. На верху холма стоит крест, разложены вещи и игрушки. Цветы, некоторые из них свежие, некоторые завядшие – это память о людях, съехавших с поворота. Я думаю о том, а настанет ли день, когда они будут не нужны, когда поворот перестанет быть поворотом и окажется просто холмом.

Уоллис написал в письме, что он никогда не приезжает сюда. Но Ви, несомненно, должна была оставить что-то для отца Уоллиса среди этой груды подношений. У меня с собой ничего нет, кроме пижамы на мне и ключей от машины. Оглядываюсь по сторонам и вижу неподалеку на дороге гладкий камень. Беру его, тру рукавом, чтобы немного отполировать, и кладу на пустую жестянку для бейсбольных карточек, под мышку промокшего под дождем плюшевого медвежонка.

– Будем считать, что это задаток, – говорю я. – Потом принесу что-нибудь получше.

Уэллхаусский поворот окружен лесами, и потому здесь тихо, к тому же шум реки перекрывает звуки, доносящиеся от других близлежащих дорог. Сажусь на землю рядом с цветами и игрушками и медленно скольжу по склону. Как вернуться назад, соображу потом. У самой реки вижу широкий просвет в траве. Сколько машин съехали с этой дороги? Почему ее до сих пор не починили и не сделали безопаснее? Они боятся, что им не о чем будет писать в газете? Что будущее каким-то образом обернется менее интересным, если склон перестанут покрывать обломки машин, врастающие в землю?

Опускаюсь на холодную траву и смотрю на небо. Темнота проколота звездами. Из всех известных мне ноктюрнианских созвездий реальны только Большая и Малая Медведицы. Да, и, разумеется, Большой Пес, самая яркая звезда в котором – Сириус, собачья звезда, провозвестник собачьих дней лета. Это так часто упоминается в сериале «Собачьи дни», что стало самой популярной шуткой, связанной с названием шоу. Но сейчас Сириуса на небе нет.

Четырехлетняя Элиза сильно разочаровалась бы во мне.

Четырехлетняя Элиза разочаровалась бы во мне по самым разным причинам. Из-за того, что я прячусь, что большую часть учебы в старших классах ела свои ланчи в одиночестве, из-за того, что позволила себе докатиться до такого состояния. Четырехлетняя Элиза по крайней мере пыталась. Она хотела, чтобы у нее все получалось. Она делала что-то, потому что хотела делать, а не потому что ее принуждали к этому другие. Она никому не подчинялась – вряд ли кто из четырехлеток способен подчиняться кому-либо.

Но мне уже не четыре. Я не могу снова стать ей. Я не могу быть четырехлетней, не могу быть ЛедиСозвездием, не могу даже быть девушкой Уоллиса. В данный момент я могу быть Элизой Мерк, просто человеком.