Элизабет и её немецкий сад

От Миноры за это время я получила лишь одно послание, в котором она благодарила меня за гостеприимство и сообщала, что высылает мне английскую мазь, чтобы я лечила ею ссадины после катания на коньках, – это чудесное средство, она уверена, что мне понравится, отправка посылки обошлась ей в две марки, не буду ли я так любезна вернуть их мне почтовыми марками. Я долго размышляла над этим. Было ли это намеренное оскорбление, реванш за то, что мы над ней смеялись? Или, может, она лично заинтересована в продаже этого притирания? Или это искреннее представление Миноры о благодарности за мое гостеприимство? Что же касается ссадин, то всякий сколько-нибудь пристойный конькобежец знает, что на определенном уровне этот вид спорта совершенно не опасен, и если синяки и ссадины все-таки были, то все они сосредоточились на Миноре. А потом вспомнила, что в тот первый и единственный раз, когда я упала, Минора как раз повернулась, и ее явный восторг был лишь слегка прикрыт напускным сочувствием. Я отослала марки, получила примочку и решила позволить ей исчезнуть из моей жизни – по просьбе моей подруги я выступила в роли доброй самаритянки, но даже лучшие из самаритян могут возмутиться, когда им навязывают целебные масла «для их же пользы». Но зачем тратить время на размышления о Миноре, когда наступила Пасха, истинное – вопреки календарю – начало года? Минора принадлежит зиме, которая прошла, тьме, которая закончилась, и не имеет никакого отношения к той жизни, которой я буду жить в следующие полгода. Весна пришла! Я готова танцевать и петь от радости. В моем саду возрождается красота, в моем сердце – надежда! Весь этот светлый пасхальный день я провела вне дома: сидела сначала среди анемонов и чистотела, потом с детками отправилась на прогулку в Хиршвальд – глянуть, что там уже натворила весна; день был такой теплый, что мы улеглись на землю и сквозь еще голые кроны берез смотрели на пухлые белые облака, неподвижно висевшие в голубом небе. Чай мы тоже пили на улице, в траве, и когда день подошел к концу и детки ушли спать, а мелкие анемоны закрылись на ночь, я все еще бродила по дорожкам, и сердце мое было преисполнено благодарности. Когда ты окружен таким богатством, таким совершенством, дарованным тебе просто так, ни за что, то понимаешь, насколько бесконечно ничтожна вся людская благотворительность, до какой степени она жадная, если мы обижаемся, когда наши дары не оцениваются сразу же и по достоинству. Я искренне верю, что благословение, которое дарует мне сад, надо заслужить, работая непрестанно над тем, чтобы становиться милосерднее, терпеливее и жизнерадостнее, подобно счастливым цветам, которые я так люблю.