«Я до сих пор помню, как Лиз заявила матери, что выходит замуж за Майка Тодла, — вспоминала секретарша Элизабет Тейлор: — Мать воскликнула: «О, милочка, по-моему, это просто замечательно. Такой милый итальянец этот Тодд. Нет, лучшего мужа для тебя трудно представить». Сара почему-то считала, что Майк Тодд — итальянец. Видели бы вы, как она расстроилась, узнав, что его настоящее имя Авром Хирш Гольдбоген! Элизабет рассказывала мне, с каким злорадством она выдала эту новость матери».
Тодд тоже пришел в восторг от этой истории.
«Майк помог убедить Элизабет, что ее мать не имеет на нее прав, словно на какую-нибудь вещь, — рассказывал секретарь Тодда. — И хотя Сара Тейлор, как никто другой, была заражена предрассудками, Майк не питал к ней неприязни. Он ее просто игнорировал. В окружающем его мире для нее просто не было места».
Сара морщилась всякий раз, когда в ее присутствии Майк Тодд называл Элизабет «моя толстая еврейская подружка Лиззи Шварцкопф». Она вздрагивала всякий раз, когда Тодд, запустив пятерню за вырез платья Элизабет, во всеуслышанье заявлял:
«А у этих еврейских барышень сиськи что надо, верно я говорю?»
И все-таки Сара была готова простить Майку Тодду его нарочитую грубость и скабрезности, потому что он был баснословно богат.
Возможно, Сара проявила бы меньшее раболепие, узнай она, что в семилетнем возрасте Аврумель, как называли сына его бедные и набожные родители, бегал по улицам Миннеаполиса, чистя за десятицентовик ботинки или же воруя сигары, чтобы затем перепродать их за три цента штука. В возрасте восьми лет он уже работал, торгуя дерьмовыми часами за 5 долларов. Аврумель становился старше, и размах его деятельности, вернее, делишек, рос вместе с ним.
Позднее его родители вместе со своими восемью детьми переехали из Миннеаполиса в Чикаго. Авром, которому никак не сиделось на месте, уже через год бросил школу. Оставив отчий дом, он снова в поисках счастья отправился на улицу.
«Пусть я пишу с ошибками, зато я знаю, кто я такой, — заявил он, изменив имя на Майк Тодд и став кинопродюсером. — Я верю, что моему зрителю требуется что-нибудь попроще и посытнее. Великосветские дамы и комедия — вот чем я их угощаю».
Для пущей убедительности Тодд так рекламировал одну из своих поделок:
«На Пулитцеровскую премию это явно не тянет. До Шекспира тоже далеко. Зато смеяться будут до упаду».
К тому времени, как Майк Тодд вошел в жизнь Элизабет, он уже поставил более двенадцати мюзиклов, шоу со стриптизом и эстрадных ревю. Он дважды становился банкротом и был дважды женат. Его первая жена, Берта, на протяжении многих лет отказывала ему в разводе.
«Я, можно сказать, вырастила его, я цацкалась с ним, я вытирала ему нос, а теперь он просто хочет избавиться от меня, словно от старых башмаков», — заявила она в одном интервью.
После двадцати лет супружества Тодд подал на развод через суд, мотивируя свое желание развестись тем, что жена якобы подавляет его индивидуальность. Через несколько дней она порезалась на кухне ножом, и Майк решил, что ее рана требует хирургического вмешательства. Он отвез жену в больницу, где та скончалась, не приходя в сознание после наркоза. Судебное расследование не установило никакой связи между Тоддом и ее внезапной кончиной, однако за Майком еще долгие годы тянулся шлейф подозрения. Ходили слухи, что он, чтобы избавиться от жены, просто-напросто подкупил анестезиолога. Вскоре после того он женился на своей любовнице, Джоан Блонделл. Джоан развелась с ним после двух лет скандалов и ссор — за это время Тодд успел спустить за игральным столом все ее деньги, и ему снова грозило банкротство.
Спустя годы Джоан отзывалась о нем с еще большей злостью: «Я просто вычеркнула Майка Тодда из моей жизни. Это далось мне нелегко. Для этого потребовалось немало времени. Я пережила нервный срыв. Но в итоге вышла победительницей! У меня о нем не осталось никаких воспоминаний. Никаких!»
«Корпорация «Тодд А-О» вместе с фильмом «Вокруг света за 80 дней» стали для Майка чем-то вроде средства сведения счетов со всем миром и способом вновь заявить о себе, — рассказывал один из близко знавших его людей. — Это было его возвращение, единственный шанс восполнить все свои потери — финансовые, профессиональные, вернуть себе положение в обществе. А если ко всему этому в придачу заполучить еще и Элизабет Тейлор — не это ли предел желаний!»
Ко Дню Труда Тодд решил подарить Элизабет настоящее обручальное кольцо. Он истратил 92 тысячи долларов на бриллиант в 29 карат, походивший скорее на кусок льда. На следующий день после того, как Элизабет получила свое кольцо, Билл Долл, пресс-секретарь Тодда, собрал у себя в офисе журналистов.
«Этот камешек — всего в 29 карат, — заявил он. — Майк говорит, что 30 карат — это проявление дурного вкуса и кольцо смотрелось бы вульгарно».
Когда один из репортеров увидел на пальце у Элизабет огромный бриллиант, размером чуть ли не с куриное яйцо, то по наивности подумал, что это, видимо, часть ее костюма, оставшаяся после съемок.
«А что это?» — поинтересовался он.