Тот, кто бывал, поймет меня. Помнишь, я говорила тебе, что одержима только одним – любовью. Это всем известно, просто многие считают, что это любовь к бриллиантам или к чужим мужьям. Глупцы, это просто любовь. Первого мужа мне выбрала студия, второго я нашла сама как объект для создания спокойной семьи и рождения спокойных детей. Интересно, что спокойная семья мне до смерти надоела самой, а двое сыновей, рожденные от Уайлдинга, никаким спокойствием не отличались с раннего детства. Напротив, как и Лиз, Майкл и Кристофер были просто ракетами на двух ножках! Позже, когда мы сумели справиться с болезнями Марии и та сумела составить компанию братьям и сестре, эта четверка могла за четверть часа поставить на уши огромный отель. Сдается, когда наша компания выезжала, работники отеля закатывали вечеринки в честь столь приятного события. Терпеть наше буйное семейство с детьми (часто присоединялась и старшая дочь Ричарда Кэтрин), их нянями, горничными, собаками, попугаями, даже обезьянкой, сотнями чемоданов и разбросанных вещей, часть которых обязательно забывалась, бесконечными попытками папарацци проникнуть в отель под любым видом и т. д. и т. д. очень трудно, но такова была наша жизнь, вернее, стала немного позже.
Третий муж – Майк Тодд – был для меня идеальным, узнав, что мы с Уайлдингом разводимся, он просто захватил меня, окружил заботой, научил жить жизнью звезды, приучил к тому, на что стоит обращать внимание, а на что нет, подарил бесценный жизненный опыт, обеспечил немалыми средствами и… погиб, когда я уже ко всему привыкла.
Эдди Фишер был просто временной заменой, вернее, я пыталась заменить Майка его другом. Не вышло, Эдди Фишер так же похож на Майка Тодда, как домашняя антенна на Эйфелеву башню. Мистер Элизабет Тейлор, пригодный только для занятий сексом и ношения пальто, когда у меня заняты руки.
Могла ли я не влюбиться, встретив Бартона? Могла, только если бы рядом был Тодд. В таком случае мы с Ричардом сыграли бы сценическую любовь и разбежались, а Майк долго в шутку корил бы меня слишком правдивыми и страстными поцелуями во время съемок.
Но Тодда не было, а Фишер все же ему не замена.
Тодда не было, а Бартон был. Живой, с волнующим до глубины души голосом, с потрясающей харизмой и… беспомощный в своей влюбленности в меня, которую он сначала неуклюже пытался скрыть под маской грубости, а потом сдался на милость победительницы, то есть мою.
Но победительница сама оказалась побеждена и готова сдаться на милость Бартона. Я не знаю, как это произошло, это сильнее меня, это выше меня, во сто крат выше, это не страсть, это Любовь, осуждать которую не имеет права никто! Просто страсть я бы пережила, все же Фишер отменный любовник, но без Эдди я вполне могла обходиться, а вот без Ричарда не могла не только прожить и дня, я не могла дышать, если не знала, что он рядом дышит тем же воздухом.
Я знаю, что говорилось вокруг, знаю, что болтал о нашей связи сам Ричард, он потом не раз каялся в этом. Говорили, что Бартону интрижка нужна только ради собственного престижа. Самая красивая женщина Голливуда, да еще и с миллионным гонораром в его объятиях, – это ли не признание нового статуса Ричарда Бартона, бывшего паренька из горняцкой деревни в Уэльсе? Ричард бахвалился перед приятелями после выпивки, а такое бывало каждый вечер, мол, он сразится с «Мисс Титьки». Это не слишком лестное прозвище Бартон дал мне еще до встречи на съемочной площадке.
На стороне Ричарда было все: его обаяние, его голос, мужественность, счастливая семья, пятилетняя дочка Кейт, которую он обожал и которая обожала своего папочку, терпеливая супруга Сибилл… Он мог не бояться сражения с «Мисс Титьки». Бартон и не боялся. Сражения не было, была страсть, даже не сначала экранная, потом перенесенная в жизнь, а сразу наша, между нами, и мы уже не различали, где съемки, а где реальность. Марк Антоний ли влюбился в Клеопатру, а гордая царица Египта потеряла голову от римского военачальника, или английский актер Ричард Бартон, глава счастливого семейства, свел с ума голливудскую актрису Элизабет Тейлор, мать троих детей и опекуншу четвертой девочки, и при этом забыл обо всем сам?
Мы сошли с ума, это стало видно невооруженным глазом всем. Первое время Манкевич пытался как-то защитить нас от внимания прессы, справедливо полагая, что мне хватит и предыдущих скандалов, но папарацци вездесущи, а уж если есть возможность раздуть скандал, то становятся сродни чесночному запаху, который можно сколько угодно выветривать или маскировать, он все равно проникнет всюду.