Но когда начались съемки «Клеопатры», я смогла убедиться, что не только чего-то стою (в этом не сомневалась никогда), но и сама могу кое-чему научить даже опытного актера Ричарда Бартона! Появись такая возможность по отношению к кому-то другому, пожалуй, я или зазналась бы, или принялась насмешничать, с Бартоном это и в голову не пришло.
Ричард – блестящий актер, безумно талантливый, с потрясающим голосом, который мог заставить трепетать и глядеть ему в рот кого угодно. У меня не раз создавалось ощущение, что начни Бартон просто произносить любое слово, неважно какое, все, как завороженные, пошли бы за ним, как крысы за волшебной дудочкой. Его голос подчинял, покорял, завораживал.
Но играть перед камерой он не очень-то умел. Ричард – театральный актер с прекрасно поставленным глубоким голосом, привыкший, что издали мельчайшей игры мускулов лица и выражения глаз не видно, а жесты должны быть особенно выразительными и даже несколько «театральными».
Это не мешало, когда Бартон играл героев, ведущих массы вперед. Но в сценах в спальне и крупным планом разрушало все. В первые минуты я была просто поражена его стремлением повернуться к камере и произносить слова не шепотом, а в полный голос.
– Зачем кричать?
– Чтобы было хорошо слышно.
– Микрофон уловит любой шорох, а я прямо перед тобой, а не за спиной оператора…
Я постаралась сказать как можно мягче, чтобы не получилось, что наставляю и без того опытного и популярного актера, к тому же явно самолюбивого.
Ричард не мог понять, почему я так скупо играю, говорят, однажды даже подошел к Манкевичу с вопросом:
– Джо, что она делает? Это же не игра, а демонстрация своего бюста! Ни одного жеста, голос еле слышно, кому вообще пришло в голову брать эту толстуху на такую роль?
Манкевич не стал ничего объяснять, он просто пригласил Бартона вечером на монтаж. Увидев разницу между моей и своей игрой на пленке, Ричард ахнул и после долго сидел молча. Умный и честный перед собой, он сразу понял разницу и увидел свои недостатки, вернее, это не недостатки, а остатки театрального актерства. Их не стоило выкорчевывать, но за ними нужно следить, потому что актер, делающий картинные жесты на съемочной площадке, выглядит нелепо, совсем не так, как на сцене.
Когда позже Ричард играл Гамлета у Гилгуда, все отмечали, что его принц датский более человечный, чем все сыгранные до тех пор в театре роли. Горжусь, что привила Бартону желание играть не только героев и трибунов, а людей, пусть и облеченных королевской властью или властью политической. А еще умение не переигрывать на площадке в стремлении сделать роль более яркой. Это дорогого стоит и не у всех получается.
Что бы там ни говорили, но это я приучила Ричарда не играть все подряд только ради денег. Я понимала, что ему нужны деньги, потому что Бартону, кроме себя самого и собственной семьи, нужно было помогать многочисленным родственникам. Это нормально, это правильно, но это заставляло большого актера браться за жуткую халтуру.
– Ричард, нельзя играть все подряд.
– Что делать, если мне предлагают такие роли?
– Отказываться.
– Тогда останешься и вовсе без работы.
– Ничего подобного, Леман же позвал тебя в «Клеопатру», позовут и еще. Не хватайся за любой сценарий, лучше посиди пару месяцев без дела, чем играть конский хвост или второе дерево слева.
Это я заставила его взяться за Беккета. Он хохотал:
– Лиз, ты с ума сошла! Я и Томас Беккет, что может быть более различно? Мне играть святого!.. Да еще и в паре с Питером!
Если помнишь, в пьесе Жана Ануя главные действующие лица молодой король Генрих II (норманн) и его друг Томас Беккет (сакс). Норманны завоевали Англию давно, уже столетие назад, но сопротивление саксов еще не иссякло, и Томаса считают кто предателем, кто перебежчиком. Став приятелем Генриха, Беккет научил короля многому, в том числе мыться и думать. Они весело проводили время с местными красотками, пока Генриху не пришло в голову сделать друга канцлером, доверив ему королевскую печать.
С этого часа начались злоключения Томаса, потому что следом король превратил Беккета еще и в архиепископа взамен внезапно умершего предшественника. И тут Томасу пришлось выбирать между дружбой с королем и своим долгом. А самому Генриху выбирать между желанием видеть друга подле себя и нежеланием подчиняться его духовной воле. Томас вынужден идти против короля, а потом даже бежать во Францию и под защиту папы римского.
Но он нашел в себе силы вернуться в Англию и снова стать пастырем, несмотря на откровенную угрозу своей жизни. Между королем и Богом Томас выбрал служение Богу и оказался бывшим другом приговорен.
У каждого актера должен быть свой Гамлет – роль, после которой и он сам, и все вокруг понимают, на что он (или она) способен. Можно всю жизнь играть роли героев или любовников, как долгие годы было у Ричарда, а потом одну вот такую, как Беккет, и все поймут, что тебе по силам король Лир. Бартон уже играл и Артура в «Камелоте», и немало шекспировских ролей в театре, но рубежом оказалась роль Томаса Беккета в кино.