Совсем недавно я царила во всем, и в моде тоже, женщины повально нарисовали на лицах стрелки «под Клеопатру» и выпрямили волосы, покрасив их в темный цвет. И вдруг почти в одночасье на смену пришла совсем другая мода и другой тип женщин – длинноногие, тощие, как цепки, безгрудые девицы, которых, если они в джинсах, сзади не отличишь от таких же тощих длинноволосых парней. Ни груди, ни талии, ни бедер, ни женственности вообще! Но это мода, и она совершенно противоположна моей собственной фигуре – у меня коротковатые ноги, тонкая талия и довольно высокий бюст, невысокий, если не сказать маленький, рост и стремление выглядеть женственной.
Что делать? Одними стрелками от глаз даже против твоей обожаемой Джейн Фонды, у которой в те времена тоже фигуры не было напрочь, одни углы и нахальство, не повоюешь, да и к чему? С такой же проблемой столкнулась прекрасная София Лорен, уж её-то бюст не замаскируешь, но у нее хоть роста хватало…
Я для себя решила, что воевать глупо, эти тощие бесформенные вешалки для одежды мне не соперницы, и на экране нужно создавать образы, а не моду. Вместо того чтобы сесть на жесточайшую диету и похудеть (вернее, просто отощать) в угоду новой моде, я, напротив, поправилась, а на голову надела парик… с проседью!
Вот этого не ожидал никто – я в тридцать два в полном расцвете красоты и женского обаяния (что тут скрывать!) взялась за роль сорокапятилетней обрюзгшей, полуспившейся женщины. Я из тех скромниц, что не любят расписывать собственные достоинства, предпочитая обсуждать чужие недостатки… Потому промолчу о том, насколько удалось перевоплощение.
Какой черт умолчу? Не буду я молчать! Это действительно оскароносная роль, после которой я, правда, так и не сумела похудеть до прежнего веса. Но ведь искусство требует жертв, не так ли? В данном случае жертвой оказалась моя стройность, и пусть только кто-то попробует высказать свое осуждение набранному весу – глаза выцапаю (не за себя – за искусство).
Когда Леман (автор сценария «Кто боится Вирджинии Вульф?») впервые заговорил о роли Марты, я просто молча уставилась на него. Потом осторожно поинтересовалась:
– Эрнест, ты шутишь? Ты предлагаешь мне сыграть полупьяную, опустившуюся мегеру, которая из каприза заставляет придурковатых гостей помогать ей издеваться над собственным мужем?
Леман кивнул:
– Именно так. Ты правильно поняла задумку роли.
А вот Бартон сразу понял, что это великолепная роль и сама пьеса талантлива.
– Лучше сыграй сама, не то это сделает кто-то другой и все лавры заберет себе.
– Ты думаешь?
– Да, она будет сродни шекспировским пьесам, неудивительно, что «Кто боится Вирджинии Вульф?» так успешна на Бродвее.
Ричард только поинтересовался, кто будет играть моего супруга в пьесе Джорджа. А ведь Леман не сразу предложил эту роль именно ему, сначала от возможности показаться на экране в образе затюканного своей бешеной супругой, тестем и жизнью профессора отказались Артур Хилл, Питер О’Тулл, Джек Леммон, Глен Форд, решившие, что это испортит их имидж.
– Ричард, а почему бы тебе самому не сыграть?
– Кого?
– Ну, не Марту же! Конечно, Джорджа.
– С ума сошла? Чтобы завтра все журналисты в полный голос заявили, что мы перенесли на площадку свои собственные домашние скандалы?
– Ричард, неужели ты боишься обвинений в несостоятельности и мужской слабости?
– Я не боюсь, но я привык играть героев, а тут хлюпик.
– Я тоже не привыкла играть толстых, опустившихся теток, предпочитаю ухоженных красавиц, но ведь ты мне советуешь принять роль?
– Леман не согласится.
Майкл, как жаль, что ты не знал Ричарда Бартона! Очень жаль, это великий актер и человек, у Ричарда так многому можно научиться. И дело не в том, что я люблю его как мужчину, даже сейчас люблю, когда его нет на свете, даже несмотря на то что он меня предавал и унижал, все равно люблю. Он очень сильный и красивый мужчина, уэльскую стальную основу Бартона не спрячешь ни под какой мягкостью поведения или за пьяным куражом, все равно видно, что внутри он упрямый, несгибаемый и очень мужественный. Такому человеку решиться и сыграть униженное ничтожество очень трудно.
Ричард гениальный актер, я ни на мгновение не сомневалась, что он справится с ролью, а вот Леман отнесся к идее скептически:
– Ричард слишком сильный. Это видно в каждом кадре.
– Тем лучше! Если будет видно, что эта стерва сломала жизнь сильному мужчине, его образ, да и весь фильм получится более эмоциональным.
Бартона утвердили на роль, к тому же «Уорнер Бразерс», на которой снимался фильм, согласилась с нашим выбором режиссера. Скрепя сердце Леман взял режиссером картины Майка Николса. В этом был свой риск, потому что Майк (вообще-то, он Михаил Игоревич Пешковский, но я столь длиннющее имя выговорить не смогла бы!) режиссер театральный, никакого опыта даже в качестве помощника режиссера в кино не имел, а тут сразу вдруг столь серьезная работа.