Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Платон Зубов, фаворит Екатерины, стал директором Первого кадетского корпуса, его брат Николай — шефом Сумского гусарского полка, а безногий Валериан был сделан директором Второго кадетского корпуса.

Услышала она и ещё одну новость.

Платон Зубов посватался к дочери Кутайсова, бессменного камердинера Павла, турчонка, взятого в плен под Анапой и воспитанного при дворе Павла, тогда ещё великого князя.

Кутайсов стал самым доверенным лицом Павла.

И вот эта новость. Значит, заговор зреет полным ходом и у заговорщиков есть мотор, пружина, которая достаточно хорошо всё продумывает.

Значит, и старый камердинер Кутайсов предал своего господина.

Но Елизавета молчала, только со стороны наблюдая все эти действия. Но уже заранее готовилась к тому, что ждёт её и Александра в случае провала — что ж, она с высоко поднятой головой примет всё, что пошлёт ей судьба: плаху ли, Сибирь или монастырь. Она с Александром, что бы с ним ни случилось, она — верная жена и подруга.

Больше она не говорила с Анной ни о чём: кто знает, что может сболтнуть молоденькая жена Константина, такая прямодушная, такая искренняя. И умело обходила все страшные темы стороной. Ничего нельзя было понять из её слов. Елизавета ограничивалась самыми свежими женскими новостями: кто на ком женился, кто ждёт ребёнка, у кого новый обожатель.

Анна косилась на Елизавету — видела, что-то сдерживает подругу, — но, сколько ни расспрашивала, понимая, что в воздухе носится нечто опасное, ничего не могла добиться.

Затаилась Елизавета от всех, наблюдала факты, сравнивала их, заранее думала обо всех последующих событиях и волновалась, волновалась.

Теперь в предощущении опасности, она даже на некоторое время словно бы забыла о смерти дочери — уже не так часто бывала в соборе, не молилась часами, стоя у саркофага девочки.

Слушала, сопоставляла, видела подоплёку, размышляла.

Теперь вся семья Павла была в сборе — каждый день вместе обедали дети, сыновья, их жёны. Только маленького Михаила ещё не сажали за общий стол.

За столом Елизавета всегда была молчалива и меланхолична.

Она продолжала носить траур, хотя срок его давно прошёл, и Павел не раз и не два высказывал недовольство тем, что старшая невестка всё ещё ходит в простых чёрных платьях, не носит драгоценностей, не заказывает новых туалетов.

Елизавета отговаривалась шуткой: дескать, у её мужа очень экономная жена.

И всё больше и больше приглядывалась она к императору, в каждом его слове слышался ей намёк на заговор, на причастность к нему Александра, и каждый обед был ей в тягость.

Она свободно вздыхала лишь тогда, когда приходила к себе и могла свободно смотреть в огонь камина.

Теперь она всё время просиживала у огня — ей всегда было зябко, сырой воздух Михайловского замка действовал на неё болезненно. И всё чаще она прихварывала, то и дело у неё поднимался жар, она стонала от боли в груди и горле.

Доктора пользовали её травами, нередко пускали кровь, но ей не становилось легче. Её снедало внутреннее напряжение, постоянная боязнь за Александра, и она каждую минуту посылала узнать, где он, что с ним, волновалась за каждый его шаг и за каждое его слово.

Глава вторая

Первоначальный замысел заговора принадлежал графу Никите Петровичу Панину.

Этот удивительный человек всю жизнь придерживался тех же идей, которые проповедовал Никита Иванович Панин, его дядя, воспитатель наследника престола Павла Петровича, всю жизнь бывший в оппозиции к Екатерине Второй.

Он долго жил в Швеции, где был посланником русского государя, в шведском парламенте увидел он новый для России, но могущий стать для неё благодетельным образ правления.

Никита Иванович Панин ненавидел фаворитизм, мечтал ограничить власть самодержавия, вместе с известным драматургом Фонвизиным написал конституцию.

Эти бумаги до сих пор хранились в архиве Никиты Петровича Панина и служили ему путеводной звездой во всех его начинаниях. Он очень надеялся, что, став государем, Павел проведёт в жизнь идеи его дяди, введёт конституцию, либерализует форму правления в государстве.

Однако, вступив на престол, Павел не только забыл о своём воспитателе и его стремлении ограничить самодержавие, но и сам пошёл по пути неограниченного деспотизма. «Я — это государство», — любил повторять он.

Правда, император не изменил своего отношения к Панину, обласкал племянника своего воспитателя, поначалу отправил его послом в Берлин, а потом назначил вице-канцлером.

Но Панин был сторонником сближения с Англией, а в последние годы своей жизни император пытался найти пути для союза с революционной Францией, обиженный кознями и предательством со стороны Австрии и Англии.

В сентябре 1800 года Панин написал императору записку о внешнеполитическом положении, но ловкий Ростопчин умудрился просто не доложить Павлу о ней и сдал её в архив.

Наговоры и шепотки со всех сторон сделали своё чёрное дело.