Елизавета I Английская

Многие объясняли политику терпимости, проводимую Елизаветой по отношению к католикам, ее желанием постепенно подчинить их англиканской церкви. Конечно, беспристрастное отношение к протестантским и католическим отступникам обладало притягательной силой. Лорд-хранитель Бэкон заявил в парламенте в конце 1559 года, что законы должны исполняться «как слишком быстрыми, так и слишком медлительными: я имею в виду тех, кто действует раньше закона или вне закона, и тех, кто не собирается ему следовать вовсе». Эту же точку зрения высказала Елизавета в разговоре с архиепископом Паркером в 1571 году: никто не должен «страдать из-за отклонения вправо или влево от линии, намеченной нашими авторитетными законами»¹⁵. Хотя протестанты боялись того, чтобы на них смотрели как на опасность, равную папистам, Елизавета заявила парламенту в 1585 году, что она не собирается ни «воодушевлять католиков», ни «терпеть новомодных обращенцев». Терпимость мнений обладала не менее притягательной силой. В прокламации, изданной в 1570 году, было обещано, что не будет никаких выяснений религиозных верований тех, чье поведение «не является открыто враждебным и не противоречит законам королевства». Лорд-хранитель объявил судьям, что Елизавета не желает никому «досаждать расследованиями и взысканиями на почве религии» в случае, если ее подданные не пренебрегают законом¹⁶.

Хорошо известна точка зрения Фрэнсиса Бэкона[5] на подобную политику: «Ее Величество, не желая лезть в души и мысли людей, если только их поведение не превратится в открытую демонстрацию недовольства, смягчает закон так, чтобы он распространялся только на проявление непослушания и намеренного неподчинения верховной власти ее величества». Его суждения о том, что Елизавета защищала католическую веру, являются отчасти справедливыми. Когда в 1563 году был издан законодательный акт, предусматривавший наказание за вторичный отказ от верховной клятвы, королева приказала своему архиепископу убедить всех в том, что ни от кого не требуется приносить клятву дважды. В 1571 году Палатой Общин и Палатой Лордов при поддержке епископов и советников был принят законопроект о наказании за уклонение от причастия, но королева наложила на него вето и отклонила повторные предложения по его принятию в 1572–1576 и 1581 годах. Но терпимость Елизаветы была сильно ограничена. Она требовала, как, например, в 1591 году, чтобы католики подвергались наказанию только за государственную измену, а не за «религиозные взгляды»¹⁷. Если она сама в это верила, то только потому, что позволяла себя обманывать чиновникам, ложно обвинявшим католиков, и потому что в понятие государственной измены входили действия, которых католики едва ли могли избежать. Мужчины и женщины могли исповедовать отличные от Елизаветы религиозные взгляды при условии, что они ничего не предпринимали против королевской религии и держали свое мнение при себе. Эта политика была направлена не на сохранение католицизма, а на подавление с надеждой на его вымирание в последующих поколениях.

Елизавета оправдывала вторжение в Нидерланды в 1589 году тем, что хотела защитить голландцев от инквизиции, но все это было дымовой завесой. На самом деле она преследовала национальные интересы Англии. Она не хотела навязывать англичанам религиозные взгляды, но сдерживала себя не ради принципов, а ради политиков. Она была терпимой, когда нетерпимость была опасной, и нетерпимой, когда опасной была терпимость. В шестидесятых-семидесятых годах XVI века, когда у королевы были основания предполагать, что католицизм погибнет, если не спровоцировать военное сопротивление, проводилась политика религиозной терпимости: даже внешнее проявление нонконформизма наказывалось только во время политических смут, как, например, в случае с восстанием северных графов и публикацией папской буллы о свержении. Ограниченная терпимость католиков была свидетельством тонкого политического чувства: репрессии могли вызвать административные осложнения, особенно при наличии такого большого количества консерваторов среди судей и духовенства, а возможно даже, привести к обратным последствиям. Елизавете удалось политическую необходимость превратить в видимость терпимой добродетели. Но вскоре баланс был нарушен.