Жизнь двора представляла собой установленный набор обрядов светского характера для почитания земной богини с вкраплениями из интимных знаков внимания к обожаемой женщине. Как и со знатью, Елизавета обменивалась новогодними подарками со своими советниками, служителями двора, придворными, фрейлинами и камердинерами. Хотя со стороны королевы этот процесс вскоре стал казенным, он был задуман как символ близких отношений. Многие дары Елизавете олицетворяли личную преданность тех, кто искал ее милости. В 1578 г. Хаттон подарил
«прекрасное изделие из золота, представляющее собой бриллиантовый крест, полностью состоящий из мелких бриллиантов и красивой жемчужной подвески, с портретом королевы на обратной стороне; кроме того, изделие из золота с изображением собаки, ведущей человека через мост, тело его из мелких бриллиантов и рубинов и трех маленьких жемчужных подвесок, на обратной стороне написаны определенные стихи»14
.В ответ на эти тщательно выбранные знаки внимания он получил 400 унций изделий из позолоченного серебра, по весу в четыре раза больше, чем какой-нибудь другой придворный.
Елизавета напрашивалась, при этом очень настойчиво, на невероятные похвалы, вынуждая своих придворных произносить очевидную ложь. Она навязывала им роль обожателей ее как святыни и в основу дворцовой риторики положила поклонение якобы присущим ей качествам. Эдуард Дайер говорил Кристоферу Хаттону в октябре 1573 г., что лучше всего он сохранит расположение королевы, на которое претендовал и граф Оксфорд, при помощи лести: «Никогда не показывай, что ты сильно осуждаешь ее слабые стороны, но вместо этого радостно восхищайся тем, что в ней должно быть, как будто эти качества действительно у нее есть». Хаттон последовал этому совету и стал отъявленным льстецом. В июне 1573 г. он писал Елизавете из Антверпена:
«Вот уже двенадцатый день я не вижу ярких лучей того солнца, которое дает свет моему разуму и сердцу. Я превращаюсь в непонятное существо. Позвольте же мне, мадам, покинуть эту досаждающую тень, насколько мое воображение таким прекрасным способом сможет привести меня к Вам, и позвольте мне приветствовать Вас так: живи всегда, восхитительнейшее создание, и полюби какого-нибудь мужчину, чтобы показать свою благодарность Богу за то, что он так старался, создавая тебя»15
.Ожидались самые невероятные заверения в вечном обожании, и граф Эссекс — и его секретари — в совершенстве овладели этим стилем. Письмо от Эссекса к Елизавете в 1591 г. обещало:
«Два окна в кабинете Вашего Величества будут полюсами моего полушария, где, пока Ваше Величество соблаговолит меня терпеть, я останусь недвижным и привязанным. Когда Ваше Величество решит, что я недостоин этого рая, я не упаду, как звезда, но буду поглощен, как пар, тем солнцем, которое возвышает меня на такую вершину. Пока Ваше Величество дает мне разрешение говорить, что я Вас люблю, мое счастье, так же как и моя любовь, ни с чем несравнимо. Если когда-нибудь Вы лишите меня этого права, Вы сможете лишить меня жизни, но не поколебать мое постоянство, поскольку даже если бы вся сладость Вашей натуры вдруг превратилась в жесточайшую горечь, какая только может быть, не в Вашей власти, притом что Вы великая королева, заставить меня любить Вас меньше».