Елизавета I Австрийская

Английский генеральный консул тоже замечает потепление отношений, которое он приписывает молодости, красоте и личному обаянию императрицы, «но на политике, — сообщает он, — это никак не отражается»[74]. В этой области ничего не могут изменить даже личные симпатии венецианцев к императорской чете. К душевным переживаниям Елизаветы добавляется и физическое недомогание. Здешний влажный климат плохо действует на нее, и прежде всего ей, большой любительнице верховой езды и лесных прогулок, не хватает движения. Ведь в Венеции она не может и шагу ступить без того, чтобы не оказаться посреди огромной людской толпы, от которой к тому же всегда можно ожидать покушения или, по крайней мере, оскорбления. Правда, до этого все-таки здесь не доходит.

С празднованием Рождества тоже не все проходит гладко, потому что елка в Венеции — большая редкость, и ее приходится заказывать в ботаническом саду. Тем не менее, император и его супруга считают свое пребывание здесь более удачным, чем можно было ожидать, однако при этом они не без основания опасаются того, что в дальнейшем их ожидают более серьезные испытания. Сообщения, приходящие из Милана, не радуют их. Тамошняя знать представляется им еще менее преданной и надежной.

Новый год супруги встречают еще в Венеции, но уже 5 января они отправляются в Виченцу, а оттуда — в Верону. Везде они наблюдают одну и ту же картину. Сельские жители и представители низших сословий в городах относятся к ним вполне дружелюбно, тогда как среднее сословие и высшая аристократия не скрывают своего отчуждения и враждебности. В Виченце им представляются лишь две знатных дамы, в Вероне их ожидает немного более теплый прием, однако и здесь их противники воспользовались отмечаемым 9 января веселым национальным праздником, именуемым «Вакханалия клецок», для того, чтобы высмеять императорскую чету и высших сановников империи.

Согласно древнему обычаю, в этот день одного из высших чиновников, в данном случае штатгальтера барона Йордиса, на глазах у ликующего народа кормят клецками. Барон воспринимает это как тяжкое оскорбление, но даже император с императрицей присоединяются ко всеобщему хохоту. Однако после того как и им преподносят чашу с клецками, становится ясно, что это не просто шутка, а попытка унизить их достоинство. Со смешанными чувствами возвращаются Елизавета и ее муж с этого обычно такого безобидного праздника в свою резиденцию[75].

Самый недружелюбный прием ожидает супругов в Брешии, где еще не забыли жестокостей генерала Гайнау. Ледяным молчанием провожают жители карету с императорской четой, движущуюся по дороге к дворцу Фенароли. На глаза императрицы наворачиваются слезы, когда она видит озабоченное лицо своего супруга.

В Милане[76] власти постарались сделать все возможное для того, чтобы встреча гостей из Вены не превратилась в грандиозный скандал. Жителей сел, расположенных вблизи Милана, они уговаривают провести этот день в городе, обещая выплатить за это каждому по одной лире. В народе распространяются слухи, что по прибытии в Милан император объявит амнистию и снизит налоги. Кроме того, часть миланцев придет встречать императора и императрицу из простого любопытства и из тоски по красочным зрелищам.

К моменту прибытия императорской четы, все дороги до самого дворца заполняются несметным количеством людей. С некоторых балконов иногда приветственно взмахивают платком, но не слышно ни одного возгласа «Виват!». Полиция ничего не может поделать с упорно молчащей публикой. Труднее всего оказывается заполнить вечером огромное здание оперного театра, знаменитой «Ла Скала». Власти заранее предупредили владельцев абонементов о том, чтобы они своевременно сообщили руководству театра, придут ли они на это представление. В противном случае, закрепленные за ними места в ложах будут заняты чиновниками и офицерами. Миланская аристократия отправляет вместо себя прислугу, да и на прочих торжествах и приемах появляется лишь пятая часть миланской придворной знати. Елизавета переживает из-за этого сильнее, чем ее супруг. Франц Иосиф все еще надеется, что красота и очарование его супруги, которая и миланцев не оставила равнодушными, а также амнистия и снижение налогов, о которых он, вопреки мнению своих генералов, объявил и здесь, смогут, как и в Венеции, вызвать перелом в настроениях общества. Однако, в отношении Милана этим надеждам не суждено сбыться. Чтобы заполнить зрительные залы во время придворных концертов, приходится вместо отсутствующих дам высшего света пригласить 250 представительниц среднего сословия и купечества, но и из них приходят лишь 26 человек.

Герцог Карл Теодор, брат императрицы, неоднократно обсуждает с ней грустное положение дел в итальянских провинциях. Ему приходится часто наблюдать, как при выезде императрицы из дворца или при выходе ее из собора прохожие провожают ее молчанием и даже не снимают шляп.