Несмотря на то, что все дни до 13 мая, которые императорская чета проводит в Будапеште, заполнены разного рода торжествами, которые обычно не очень по душе Елизавете, она чувствует себя здесь на редкость хорошо, и ее симпатия к стране и людям, видимая невооруженным глазом, естественным образом вызывает ответную любовь и сердечность. Весть о том, что между матерью императора и Елизаветой имеются серьезные противоречия, достигла уже пределов Венгрии. Здесь хорошо знают о позиции эрцгерцогини Софии в отношении Венгрии и о той роли, которую та сыграла в судьбе страны во время революции, поэтому в сердце каждого венгра появляется пока еще слабая надежда на то, что в лице Елизаветы венгерский народ может получить друга, а может быть и союзника венгерской нации, способного повлиять в нужном направлении на своего коронованного супруга. В связи с этим местные власти удваивают усилия, направленные на то, чтобы сделать пребывание императрицы в их стране как можно более приятным. В отношении Франца Иосифа венгры ведут себя гораздо сдержаннее. Что с того, что он провозгласил амнистию, ведь казненных уже не вернешь, к тому же император по-прежнему не готов пойти навстречу заветному желанию нации. Однако не так-то легко одновременно демонстрировать любовь к супруге императора и антипатию к нему самому. И хотя он отказывается принять петицию 127 представителей консервативной знати, выступающих за восстановление венгерской конституции, на его долю также приходится некоторая часть уважения и любви, предназначенных для его супруги, на что и рассчитывал министр внутренних дел Бах. Но тут происходит событие, которое, казалось бы, подтверждает справедливость опасений, высказанных эрцгерцогиней Софией еще до отъезда ее сына с супругой. 13 мая должна начаться поездка императорской четы в центральные районы Венгрии, как вдруг у крошки Гизелы происходит острое расстройство желудка, сопровождаемое высокой температурой. Отъезд приходится отложить. Здоровье Гизелы довольно-таки быстро идет на поправку, однако 19 мая те же недомогания обнаруживаются и у маленькой Софии. Домашний врач императора доктор Зеебургер сначала заявляет, что у детей просто режутся зубки. Однако его диагноз выглядит весьма сомнительным с учетом того, что острое желудочное расстройство у детей сопровождается прогрессирующим малокровием.
«Малышка все время кричит и плачет так жалобно, что прямо сердце разрывается», — пишет Франц Иосиф своей матери. Девочка выглядит ужасно и повергает своих родителей в глубокое отчаянье, особенно Елизавету, которая не забыла спор с матерью императора перед отъездом из Вены. Она настроена очень пессимистично, главным образом потому, что не верит в доктора Зеебургера. Но после того, как в течении болезни удается заметить явные признаки улучшения, Елизавета начинает прислушиваться к мнениям о необходимости продолжения поездки. Страна связывает с этим визитом большие надежды, она уже вложила большие средства в его организацию, и было бы, по меньшей мере, несправедливо, если бы все эти усилия оказались напрасными.
23 мая супруги отправляются в Ясберень. Радость императрицы от созерцания великолепных лошадей, запряженных в ее карету, от множества веселых людей в живописных национальных костюмах, заполнивших все дороги, омрачена тревогой за ее дорогих детей, которых она любит больше всего на свете. Не успели высокие гости 28 мая прибыть в Дебрецен, как приходит телеграмма от доктора Зеебургера, в которой вопреки всем его оптимистическим прогнозам сообщается о резком ухудшении состояния здоровья маленькой Софии. Супруги прерывают путешествие и кратчайшим путем отправляются назад в Будапешт. По прибытии Елизавета немедленно идет к дочери и обнаруживает ее в очень плохом состоянии, очень слабой, с отсутствующим взглядом. Зеебургер очень растерян, на настойчивые вопросы матери отвечает лишь, что он не теряет надежды на улучшение.
Сердце Елизаветы разрывается от невыносимой боли, она больше ни на минуту не отходит от постели свой дорогой дочурки. Но она не в силах помешать неумолимому угасанию бесценной жизни. В течение 11 часов несчастная императрица наблюдает страдания умирающей. Вокруг стоят врачи, которые уже не могут ничем помочь. Вечером в половине десятого все кончено, крохотная девочка, которой недавно исполнилось всего два годика, уходит в мир иной, и Елизавета с опухшим от слез лицом сама закрывает ей глаза. «Нашей малышки больше нет с нами, — телеграфирует Франц Иосиф своим родителям[80]
, — нашему горю нет предела. Сиси уповает на волю всемогущего Господа». На самом деле все обстоит несколько иначе. Елизавета в глубоком отчаянии обвиняет во всем себя и весь свет и не желает слушать тех, кто пытается объяснить ей, что несчастье могло случиться где угодно, и ей не в чем упрекать себя.